Гробовщик. Дилогия
Шрифт:
– Алеся, пойдём.
Девочка, ссутулившись и хромая, вышла из комнаты, глянула на меня, на брата. Крупные слёзы опять заскользили по её щекам.
– Он… живой? – второе слово она произнесла шёпотом.
Я хотел было отрицательно покачать головой. Молча – дыхание перехватило. Но тут мне показалось, что мальчик шевельнулся. Я посмотрел на него. Вот ещё раз. И ещё. Тело Лёшки содрогнулось, он попытался выгнуться дугой, лицо его исказила гримаса боли, потом он с шумом вдохнул, закашлялся, несколько моргнул и вдруг открыл глаза.
– К-конечно живой, – сказал я.
Ну,
Мальчик снова закашлял. Из уголка рта потёк тоненький ручеёк крови.
– Где Алеська? – прохрипел он. Попытался повернуть голову.
– Здесь, – только и смог я выдавить из себя.
Уходить из Лагеря надо было спешно. Но как? Лёшка сам идти не мог. Рубашка вся его намокла от крови. Я нёс его и боялся взглянуть на его раны. Следом, морщась от боли еле шла Алеська, замотанная в тряпки.
Пока дошли до повозки, пока погрузились…
Я подумал было вернуться. Поискать среди трупов какое-нибудь оружие. Потом усмехнулся: «Что такое пистолет против монстров Щеглова?» и погнал своих «лошадок» в сторону Павловичей. Прочь от мёртвого лагеря.
И вовремя. Сзади уже нарастал рёв форсированного двигателя бронированной БМП. Достигнув центра Западного лагеря, мотор стих. Команда зачистки явилась проверить территорию на предмет выживших. Да и мёртвых прикопать заодно.
Аномалий на пути не попалось ни одной. Наверное Лёшка дорогу почистил, пока в Лагерь мчался.
Мальчик лежал за моей спиной на ворохе тряпок. Глаза закрыты, дышал часто, с присвстом. Кулачки так и не разжал. Морщился при тряске на ухабах. Рядом тихо, как мышка, сидела его сестричка, держала за руку. Плакала, размазывая по лицу слёзы вперемешку с кровью.
Я оглянулся. Хватит – нет? Достал серебряную трубочку, которую мне дал Генка, набрал воздуха в лёгкие и дунул. Свисток не издал ни звука. Я попробовал ещё – тот же результат. Ещё. Ещё!
В ушах зашумело, пространство вокруг утратило статичность, поплыло, закрутилось, сворачиваясь в длинную трубу-тоннель, в конце которого была ОНА – дверь. Тоннель сначала рванулся куда-то в невообразимую даль, а потом, подобно телескопической удочке, стал втягиваться, собираться, колено за коленом, колено за коленом. И на каждое сокращение раздавалось «Клац!», от которого всё вокруг: земля, воздух, само пространство – всё содрогалось. И так длилось и длилось, пока дверь не приблизилась вплотную. Пока она не обрела реальность, не открылась, и я не увидел ЕГО.
Высотой метра три, он мерцал и переливался, становясь похожим то на гигантскую глыбу льда, то на отполированный до зеркального отражения прямоугольный куб. Не знаю, как, но он смотрел на меня. И смотрел, мягко говоря, без особой приязни.
Так вот ты какой – Монолит.
Повозка давно остановилась, но я всё равно натянул поводья. Малой недовольно покосился в мою сторону, громко фыркнул, мол, в себя приди – мы стоим давно. Я сморгнул, чертыхнулся, неловко спрыгнул на землю.
Алеська, которая, как заворожённая, смотрела в открывшийся проём, встревожено перевела взгляд на меня. Я успокаивающе улыбнулся. Сказал:
– Приехали. Пересаживайся
– Зачем? – насторожилась девочка. – Вы разве не с нами?
– Конечно с вами, – сказал я, испытывая дикое желание отвести глаза. – Только не сейчас. Попозже. Остались кое-какие дела. Вот доделаю – и сразу к вам.
Алеська колебалась. Вот ведь – чистая душа. Всё чувствует, всё понимает…
– Брата спасай, – подтолкнул я её. – Не тяни.
Девочка виновато оглянулась на Лёшку, глубоко вздохнула, взяла у меня вожжи. Легонько хлестнула ими по бокам «лошадок». Малой довольно «буфнул». Ему нравилось возить Алеську.
Повозка стронулась и покатилась прямо сквозь Монолит. Черты её поплыли и истаяли в зеркальной поверхности куба.
– Что теперь? – спросил я.
По ту сторону двери в грани Монолита отражался лес, дорога, колея от проехавшей повозки. Но не я.
Я чувствовал его взгляд. «Брат» Генки всё так же неприязненно таращился на меня.
Потом из проема что-то вылетело, больно чиркнуло по щеке и упало мне под ноги. Я нагнулся и поднял булавку, на подобие той, что мне дал Генка. Только бусинка у этой была не красной, а чёрной.
– И на том спасибо, – криво усмехнулся я.
После этого дверь захлопнулась. Окружающее пространство распрямилось, будто отпущенная резинка, земля под ногами содрогнулась. Я не удержался на ногах и упал на четвереньки. Налетевший порыв ветра зашатал ближние деревья. Воспарили к небу и стали опадать обрывки коры, иголки, листья.
Я поднялся с колен, Вытер кровь со щеки. Глянул на артефакт у себя в руках. Сказал:
– Нарекаю тебя «Гвоздь».
Усмехнулся и добавил:
– И будешь ты последним в крышку моего гроба.
Издалека донёсся треск автоматной очереди. Чистильщики нашли-таки живых в Западном лагере. Интересно, Киров с ними?
Я глубоко вздохнул и захромал в ту сторону.
Конец первой книги.
Девочка ищет отца
Часть первая
1. Про героев и подонков
До рассвета оставалось еще часа три. Самый сон. Однако у костра, который мерцал одиноким светлым пятнышком у окраины посёлка Корогод, что километров в пятнадцати южнее Припяти, спящих не было. «Чернобыльский» пёс уже вторые сутки вёл по следу группы стаю слепых собак. Вот и теперь они кружились где-то неподалёку, тоскливо подвывая, не забегая, впрочем, в круг света.
Всему виной был просчёт старшего – сталкера по кличке Король. Это он принял решение стать на ночёвку в Корогоде, но не учёл надвигающейся с востока сплошной облачности, из-за которой стемнело гораздо быстрее. Поэтому группа не успела найти подходящее жилище, где можно было бы забаррикадироваться и спокойно отоспаться до утра. Искать же в потёмках, рискуя нарваться на собак, или заночевать в первом попавшемся, наверняка в аварийном, доме, чтобы проснуться под завалом, не пожелал никто. Вот и пришлось разводить костёр на открытом месте, благо, в дровах недостатка не было.