Гром справа (Гром небесный)

Стюарт Мэри

Он ничего не ответил, только глазел на нее. Ветру надоела пауза и он опять задул, захлопал ставнями, зашлепал мокрым подолом Дженнифер по стене дома.

Опять раздался ясный голос доньи Франциски: «Значит, понял. Завтра ночью. И если откажешься… — Впервые она шагнула ближе к нему, и хотя ее тело держалось так же прямо, показалось, что она наклонилась и понизила голос до жуткой доверительности. — Если ты откажешься…»

Ветер завыл, ломая ветки, Дженнифер в ярости и тоске смотрела, как безмолвно шевелятся губы казначейши. Мужчина мотал головой, стукнул кулаком по столу, будто страстно отказываясь. Донья Франциска, игнорируя жест, будто мужчина и не шевельнулся, бросила в него последнюю

фразу. Потом повернулась к нему спиной и взяла свой балахон.

Дженнифер не стала ждать, бросилась в темноту, вниз по каменистой тропе, быстрее, чем могли бы нести ее крылья Фурий.

Когда она шла по тоннелю между церковью и трапезной, ее внимание привлек слабый звук за незапертой западной дверью церкви. Она растерялась, потом вспомнила, что убежала далеко вперед от доньи Франциски, беззвучно подошла к двери, приоткрыла ее и заглянула.

Сначала она не разглядела ничего, потом в тусклом красноватом свете лампады увидела уже знакомую картину. Челеста стояла на коленях перед алтарем пресвятой Девы Печали. Еле слышно раздавался шепот заполненной всхлипами молитвы.

Она отодвинулась, но перед этим успела увидеть на плечах девушки дождевые капли, мерцающие при красном свете лампады, как рубины. Помня о том, кто должен сейчас появиться, она быстро убралась в тень и отгородилась тяжелой дверью от отчаянного шепота.

13. Испанский каприз

Теперь, определено, будет легко убедить Стефена в своей правоте. Дженнифер постоянно поглядывала одним глазом на наручные часы, маленькая стрелка тянула за собой часы утра, а в девушке нарастала лихорадка нетерпения и нерешительности.

Если немедленно изложить свою историю настоятельнице, пользы не будет. Раскрывать грехи доньи Франциски нужно перед тем, кто сможет как-то ее остановить. Нельзя рисковать. А если она забеспокоится и поспешит уничтожить все «улики» на ферме Буссака?

По этой же причине она не стала со слишком явным энтузиазмом убегать на встречу со Стефеном раньше назначенного времени. В конце концов, официальная причина ее заинтересованности в гостеприимстве монастыря — возможность наводить справки, и нежелание выполнять эту программу может поднять как раз те подозрения, которых она старается избежать. И не то, чтобы она могла так запросто уйти, если бы захотела, потому что настоятельница активно пыталась исправить допущенную «ошибку». Она послала за Дженнифер сразу после завтрака и спросила в присутствии доньи Франциски, какие вопросы девушка собирается задавать.

«Донья Франциска, — сказал старый добрый голос, — сделает все возможное, чтобы тебе помочь». И казначейша, глядя на Дженнифер непроницаемыми глазами, сообщила, что конечно, именно так она и поступит.

Но у Дженнифер было время все обдумать и подготовиться. Она просто еще раз расспросила донью Франциску о том, что считала вполне безопасной областью — автомобильная катастрофа, ураган, ее «кузина» добирается до монастыря, ход болезни, приглашение отца Ансельма, смерть…

Испанка отвечала на все вопросы без колебаний, ее голос был ровным и приятным, лицо, как обычно, ничего не выражало, но глаза внимательно следили. Дженнифер постаралась прямо в начале разговора дать понять, что уже почти подавила вчерашние порывы. Она начала со слегка извиняющихся колебаний и безыскусных вопросов в диапазоне от настойчивости со стыдом на лице до упрямой убежденности, которая вызвала слабую тень осуждения на губах испанки. Дженнифер увидела это с некоторым удовольствием, а еще она заметила, как постепенно расслабляется упрямый настороженный взгляд. Дженнифер продолжала убаюкивать сторожевую собаку с очаровательным извиняющимся

выражением.

Это представление развеселило бы Стефена и потрясло бы миссис Сильвер до самых корней ее существа. Разговор закончился обменом фразами настолько лицемерными, насколько можно себе вообразить. Дженнифер крайне многословно отрекалась от вчерашней ерунды, а донья Франциска признавала, что где-то, возможно, и была допущена ошибка, и если монастырь может что-нибудь сделать, она только должна дать им знать…

Зазвонил колокол на утреннюю службу и, чтобы не выходить из обеих своих ролей — гостьи монастыря и девушки, скорбящей о покойной родственнице, — Дженнифер ничего не оставалось делать, как принять предложение казначейши сопровождать ее в церковь, а там прослушать все нескончаемые молитвы.

Побег был невозможен и позже. Когда после церкви донья Франциска с наидобрейшим видом предложила посмотреть багаж кузины и решить, что с ним делать, Дженнифер не могла придумать убедительных причин для отказа. У нее возникло ощущение, что донья Франциска намеренно держит ее около себя, от этой идеи она почувствовала приступ страха. Но к ее облегчению ее передали сестре Марии-Аннете, примерно сорокалетней женщине, а казначейша отправилась по собственным делам.

Не раньше чем через час Дженнифер удалось решительно оторваться от практичной симпатии и страстного любопытства несомненно стосковавшейся по слухам монахини. Но она сбежала все-таки, по единственно возможной причине, которая заставила добрую сестру оставить ее в покое, — под предлогом желания совершить еще одно паломничество на могилу кузины.

Она поспешила по светлому коридору вниз по лестнице, просматриваемой святыми, и через холл. Сироты, за которыми приглядывали две молодые монахини, столпились в каменном тоннеле у трапезной по пути на какой-то урок. Поэтому Дженнифер отошла в сторону, чтобы пройти через западное крыло церкви в сад.

Она не видела, пока не дошла до середины нефа, что и Челеста, и донья Франциска находились в церкви, занимались чем-то вроде уборки. Дженнифер сразу очень пожалела, что выбрала такой путь.

Но они не обратили на нее внимания. Сомнительно, чтобы Челеста вообще ее заметила. Она сидела на ступеньке алтаря, притянув к себе драпировку от стены, и зашивала ее мелкими методичными стежками. Казначейша, которая сидела выше Челесты на чем-то вроде трона, полировала подсвечник с алтаря, ее длинные пальцы ласкали каждый изгиб, нежили, а не терли, доводя предмет до блеска. Но она не смотрела на то, что делала, ее взгляд сосредоточился на склоненной голове девушки. Дженнифер живо вспомнила яростное лицо предыдущей ночи, и ее почти шокировало теперешнее выражение. Будто из Бог знает каких темных и едких глубин наружу вытащили пламенную и жаждущую ответа нежность, и она горела, как страсть, на лице, которое инстинктивно сопротивлялось, старалось ее стряхнуть. Любовь на территории, знающей только пламя и страдания.

Дженнифер, шокированная одновременно подсмотренной сценой и отвращением, которое ее охватило, быстро и тихо прошла в южную дверь. Глаза доньи Франциски поднялись на секунду, посмотрели на нее без выражения и опустились на предмет в руках.

Дженнифер, с неудержимо колотящимся сердцем, почти выбежала на ласковый солнечный свет сада к замечательно здоровой духом садовнице.

Ответить на вопросы сестры Луизы удалось довольно быстро. Старой монахине доставило такое удовольствие возвращение Дженнифер к здравому смыслу, что она не стала возвращаться к скользким вчерашним темам. Дженнифер сказала достаточно, чтобы ее успокоить, и оставила в обществе растений. Монахиня счастливо присела под персиковым деревом, как доброжелательная жаба, а девушка ускользнула через ворота на кладбище.