Громова дубрава
Шрифт:
— А ваши соседи? Быть может, они упоминали о чем-нибудь странном? Хотя бы на уровне слухов или домыслов.
— Последние несколько дней мои соседи выясняют, кто у кого десять лет назад захватил лишнюю грядку земли. Грозят друг другу судом и повторным межеванием. Но я сомневаюсь, что в этом есть что-то странное.
Инквизитор кивнул снова.
— Если у вас больше нет вопросов к госпоже Лилей, думаю, нам стоит ее отпустить, — заметил пожилой священник. — Ее наверняка ждут пациенты.
Отец Антоний махнул рукой.
— Он пробудет у нас не менее недели, — шепнул, когда мы приблизились к выходу. — Постарайся не ходить это время в лес.
— Не могу, — также шепотом ответила ему я. — Границу нужно укреплять раз в несколько дней, иначе она ослабеет. ОНИ мигом это почувствуют и попытаются ее разрушить.
— Вилена…
— Я буду осторожна, клянусь. Но мне нужна помощь. Постарайтесь не подпускать инквизитора к Громовой дубраве.
— Невозможно. Антоний целенаправленно ехал именно туда. Ты ведь знаешь, что спровоцировало всплеск магии?
— Конечно. И вы тоже это знаете. Меня удивляет одно — почему отцы инквизиторы отправили сюда своего человека только теперь.
— Боже, Вилена…
— Задержите его в храме, а я пойду в лес прямо сейчас. Нельзя, чтобы отец Антоний обнаружил ИХ поляну.
Отец Стефан поджал губы и кивнул.
В лесу было темно. Над Форстом уже во всю светило солнце, высокий же древесный шатер Громовой дубравы слабо пропускал лучи света, а потому здесь почти всегда царил полумрак.
Раньше, когда была жива мать, входить в эту обитель кошмара было почти не страшно. Сейчас, когда за моей спиной никого нет, и я точно знаю, что в случае опасности могу рассчитывать только на себя, переступать границу леса становилось жутко.
Воздух Громовой дубравы был свеж и душист. Это немного меня приободрило. Сейчас утро, а значит, вероятность того, что я наткнусь на местных жителей, очень мала, — эти ребята больше любят темноту.
Жаль, что защитный контур нельзя укреплять из-за кустов. Не будь у меня необходимости подходить к ИХ обиталищу вплотную, жить стало бы легче и веселее.
Я быстро миновала знакомую тропинку, приблизилась к двум высоким дубам, которые подобно молчаливым стражам, охраняли подход к небольшой поляне, в центре которой располагался круглый зеленый холм.
Вокруг было тихо. Звонкий щебет птиц смолк, зато поднялся легкий ветерок, всполошивший кроны деревьев. В тот же миг в нос ударил запах тухлятины — отвратительный, сладковатый, знакомый с детства. Что ж, судя по всему, мои надежды не оправдались.
Игнорируя усиливающуюся вонь, подошла к дубам и сразу же увидела ЕГО.
ОН сидел на траве у холма и пристально смотрел на тропинку. Его белоснежные волосы были рассыпаны по плечам, правильные черты идеального лица казались расслабленными, узкие кисти изящных рук сплелись на коленях в замок. ОН знал, что настала пора обновить чары на защитном контуре и нарочно меня поджидал.
Шаг вперед, и ОН плавным движением поднялся с земли, а его точеные губы растянулись в улыбке.
— Вилена, — ЕГО голос напоминал шелест листвы или даже шепот самого леса. Я слышала его не только ушами, но и кожей, и всем своим существом. — Ты пришла, моя радость.
Пытаясь подавить мелкую дрожь, которая начала сотрясать тело, я вышла на поляну. Вонь усилилась, и от нее стало трудно дышать.
— Доброе утро, Никодим, — тихо сказала, стараясь не смотреть в льдисто-голубые глаза давнего знакомого.
Мама часто предупреждала — с НИМИ разговаривать нельзя. Я и не разговаривала, только здоровалась и прощалась. Почему-то казалось, что никак не реагировать на приветствия неправильно. Не вежливо.
— Я ждал тебя к вечеру. Отчего же ты пришла так рано?
А вот теперь можно не отвечать и просто делать то, ради чего я сюда явилась. Беглого взгляда на поляну было достаточно, чтобы понять — контур находится в отличном состоянии. Мать перед смертью укрепила его на славу. Осталось лишь обновить защиту.
— Я не устаю тобой любоваться. Ты стала такой красивой! Сколько тебе лет, Вилена? Девятнадцать? Или уже двадцать?
Я мысленно закатила глаза. Бессовестный лгун. Красивая!.. По меркам ЕГО народа я гораздо уродливее самой убогой дурнушки. Впрочем, дурнушек у этих ребят нет, они все, как на подбор, свежи и прекрасны. И жутко воняют тухлятиной.
— Ты уже похоронила Эдиту? Мы сложили ее кости у самой границы, чтобы тебе было легче забрать их и отнести в город. Знаешь, мы хотели вернуть ее тело целиком, но не смогли удержаться — слишком уж давно не ели человечины.
Я вздрогнула и подняла на него взгляд. Никодим стоял почти на самой границе, и от исходившего от него запаха начинало резать глаза.
— Ее мясо было жестким, но очень ароматным, — тихо произнес он, — Интересно, какой на вкус будешь ты?
У меня внутри все похолодело. Я отшатнулась, попятилась, а потом развернулась и со всех ног бросилась прочь. В след мне раздался тихий мелодичный смех, похожий на серебряный голос ветерка.
С поляны я бежала, как испуганная лошадь, — продираясь через кусты и почти не разбирая дороги. Остановилась и перевела дух лишь выбравшись на опушку.
Святой Боже, как я ненавижу этих тварей! Из-за НИХ вся моя жизнь — долгий нескончаемый ужас.
Мама говорила, что при встречах с НИМИ нужно сохранять спокойствие и невозмутимость. У нее самой это неплохо получалось. Наверное, поэтому за ее работой ОНИ наблюдали молча или вовсе не выглядывали из своей норы, когда она приходила в лес. Я же со своими эмоциями справиться не могу.