Громовержец. Битва титанов
Шрифт:
— Разворачивай носом на волну! — закричал Жив во все горло.
Рулевой и без него правил струг, упирался. Один из воев бежал на подмогу. Ничего, управятся. Жив бросился к борту, к верви заветной. Успеть! Надо успеть, покуда буря в полную власть не вошла. Сзади его ухватили крепкие руки. Четверо сотников опальных удержали. Княжич Прохн рубанул коротким мечом по канату.
— Смерть там!
Жив рванулся. Разбросал сотников. Но было поздно. Струг, на котором ждала его лада любимая, Яра синеокая, уносило по воле разъяренного Старого бога, лютого и коварного. Только изогнутый нос с хищным ликом
Когда мальчишка-дозорный донес Ворону, что три струга с багряными парусами вот-вот подойдут к берегу, воевода не поверил ушам своим — в эдакую бурю идти к берегу, на скалы?! Да и не ходят зимами великокняжеские посланники без особой надобности, без войн и смут серьезных.
— Точно видал?! — переспросил он сурово.
— Точно, батька! — парня трясло, то ли от пронизывающего сырого ветра, то ли от страха.
— Да ты не дрожи, — мягче сказал Ворон, положил руку на худое плечо — чего зря ругать парнишку, недоверие выказывать, он под ливнем холодным прибежал, ног не щадя, да и глаз у него верный, в учениях ратных не раз проверенный. — Не бойся, малый, не бойся, покуда море не утихнет, они не пристанут, им за струги побитые Крон-батюшка головы поотрывает, кто выживет.
— А я и не боюсь, — обиделся светлоглазый, продрогший паренек. — У меня для них подарочек припасен! — Он похлопал себя по боку, где на ремне болтался короткий иззубренный меч.
— Герой! — Ворон усмехнулся, прищурил единственный глаз. — Ты вот чего, давай собирай людей — цепь знаешь?
— Знаю!
— Тогда вперед! А я своих пошлю!
В горенке у стены бревенчатой уже стояли семеро крепышей, прислушивались. Им не надо объяснять что к чему.
Сборы были недолги. Да дорога до моря из долин горных долга. Ничего! Ворон поглядел на небо, сейчас непогода была им на руку. Старый на их стороне. Да и у северных крепей набережных двенадцать добрых мужей — в случае чего на себя удар примут, пока подмога подоспеет.
Сердце у воеводы билось неровно, судорожно. Вот он, настает час судный, коего ждали столь долго, к коему готовились, себя не щадя. Наготове были, а все одно, пришел он нежданно-негаданно.
— Шевелись! Шевелись, браты!
Вой без покриков знали, что спешить надо. Да только по мокрым и скользким тропам горным во весь опор не помчишься. Тут главное, чтобы непогода держалась, ежели чуть стихнет, струги их поджидать не станут. Правда, с ближних застав к тем двенадцати береговикам подойдут еще два десятка воев, им путь вдвое короче от вежей своих. Но все равно лучше поторопиться.
— До весны, гады, подождать не могли! — злился седоусый Овил, кряхтел, ругался, хромал, но не отставал от Ворона. Овилу было нелегко, сердце его разрывалось надвое: и ворога надо бить, не спрячешься, не отвертишься, и жену молодую бросать жаль, не было б ее, и душа б не болела.
С северного склона Ворон сам углядел струги. Были они без снастей и парусов, видно, и обрывки сорвало прочь. Буря стихала. И валы были уже не столь крутыми, и ливень иссяк. Но корабли не давались волнам, выгребали в море, оставаясь на месте, видно, силы гребцов и Старого выравнивались… Ворон облегченно вздохнул. Вот тебе и каратели! Да у них после эдакого побоища со стихией ни сил ни духа не останется на что другое. Им бы живым выплыть!
— Сами окочурятся! — мрачно изрек Овил. Поглядел на воеводу с надеждой. — Может, вспять повернем? Ноги не чужие, свои!
— Нет! — отрезал Ворон.
К крепям спустились затемно, короток зимний день.
Ворон сам проверил камнеметалки. Обошел тайники — перуны громовые лежали в сухости, целе-хонькие, тихие. Теперь оставалось только ждать. Костры жгли низкие, под каменными прикрытиями, не особо опасаясь — огня с моря не увидят, а дым развеет ветрами — в непогоду что дым, что туман, что вихри, все серое да черное. Шесть десятков добрых воев от мала до велика, вооруженных до зубов из тайных кладовых пещеры Диктейской, ждали непрошенных гостей. Шесть десятков русов, готовых умереть, но не отступить.
К утру ветер стих. Море застыло серой неласковой гладью под медленно высветляющимися небесами. Ворон сидел на старом чурбаке, теребил ус, выжидал. За несколько темных часов непроглядной ночи струги разметало поодаль. И было видно, как сейчас они подтягиваются друг к другу. Шли они тихо, было ясно с первого взгляда, что то ли гребцов за бурную ночь убыло, то ли весла поломало да повышибало из рук. Ворон молчал, не таким он представлял себе приход княжьих людей, совсем не таким, да только жизнь наперед не предугадаешь, надо подлаживаться под нее.
Овил высунул голову из-за крепей сморщился и, подумав, сказал:
— Уходят, небось!
— Нет, — отозвался тихо Ворон, — не уходят. И он оказался прав. Когда струги сошлись на сотню шагов один от другого и третьего, они вдруг почти без задержки пошли к берегу. Сомнений не оставалось, корабли собираются пристать к Скрытию.
Ворон подозвал старшего метальщика, угловатого старика в меховой шапке и толстом корзне из козьей шерсти. Старик был крепкий, смышленый, толк в деле знал, на Скрытень бежал лет сорок назад, сам уж и позабыл отчего, но он все время мерз и потому кутался в корзно, покашливал.
— Ну что, не оплошаешь? — спросил Ворон. Старик промолчал, чего на пустые вопросы отвечать.
— Гляди, чтобы разом, — напомнил Ворон, — как условлено! От тебя зависит, сколько наших назад вернется, понял?
— Понял, — глухо отозвался старик, зябко передернул плечами, кашлянул и ушел.
Струги шли тихонько. Ворон ерзал на чурбаке, ругался мысленно, клял Крона. На него сейчас были устремлены взгляды из трех больших укрытий, где дрожали натянутые канаты, удерживающие гладкие бревна, похоже на руки с ладонями, в коих зажаты чудовищные глыбы.
Наконец терпение его лопнуло.
— Давай! — Ворон махнул рукой.
Старик в шапке высунулся из среднего укрытия, погрозил ему пальцем. Ворон отвернулся — сейчас гордыню нужно в кулаке держать, не выпускать ее наружу. Пора! Струги уже близко, вон, и люди видны, гребцы. Пора!
Три огромных валуна взвились в серое небо одновременно. Бесшумен и недолог был полет их. Зато падение страшно — мачту у среднего струга снесло, будто ее и не было, одним камнем. Другим ударило по корме, так, что нос струга взмыл над волнами, словно вставшая на дыбы лошадь взвилась над лугом зеленым. Третий валун упал в волны.