Грозные годы
Шрифт:
— Если бы не этот чертенок, я бы сама пошла!
Остальные женщины не выказали никакого желания идти караулить. Они пригрелись на своих соломенных постелях, разморенные дремотой. За бочкой что-то зашуршало, и показалось заспанное лицо Микицы.
— Дедушка, мы могли бы последить. Мы уже не маленькие. Ты только скажи, как надо караулить.
— Ах вы мои хорошие! Это совсем не трудно.
Показались головы остальных мальчишек. Дед Михаиле испытующе посмотрел на них и сказал:
— Если что увидите или услышите подозрительное, сразу бегом сюда. Караулить будете по двое. Так надежнее.
В первую смену дед Михайло назначил Микицу и Миланче.
Миновала полночь. Потом прокричали первые петухи. Два паренька прислушивались к выстрелам и нетерпеливо ждали смены. Неожиданно они вздрогнули и прижались друг к другу.
— Что-то шуршит, — прошептал Микица.
— Шуршит и вроде как ползет, — ответил Миланче.
— Бежим в погреб, разбудим деда. — Микица потянул друга за рукав.
— Тсс, подожди! — оттолкнул его Миланче. — Если он подлезет ближе, я его вилами.
— А если он пальнет из винтовки?
— Не пальнет. Слышишь, бой далеко.
Они пригнулись к земле и еще отчетливее услышали шуршание в траве у забора.
— Ползет сюда, бежим! — вскочил Микица.
— Ни за что. Я подползу и проткну его вилами, — храбро заявил Миланче.
— Ты сдурел!
— Идешь со мной?
— Ну уж нет!
— Тогда оставайся здесь.
Миланче двинулся вперед с бьющимся сердцем, твердо решив проверить, что там шуршит в траве. Он полз на коленях, не жалея штанов. Неожиданно перед ним возникло что-то черное. Послышался треск. Он в ужасе зажмурился, взмахнул вилами... и тут раздались визг и хрюканье.
Миланче оглянулся посмотреть, где Микица.
— Ты где? — крикнул он. — Это чей-то поросенок!
Ответа не было. Миланче решил, что его друг убежал, и сердито закричал:
— Разве часовой может покинуть свой пост?
— Неправда, я поста не покидал! — послышалось издали.
— Не покидал... только убежал подальше, — продолжал злиться Миланче.
— Я хотел позвать деда Михайло. Потому что ты из себя стал героя строить. Тетка Марта тебя убьет, когда узнает, что ты сделал с ее поросенком.
— Заткнись! И если будут расспрашивать, молчи. Я его вроде не сильно поранил, он вовремя отскочил.
— Ладно, я ничего не скажу.
Они опять стали прохаживаться перед домом и вскоре заметили, что на востоке уже начинает алеть край неба.
— Скорей бы рассвело, — зевнул уставший с непривычки Микица. — Все спят, и никто нас не сменяет.
— А мне нравится. Одну ночь можно не поспать! — выпятив грудь, проговорил Миланче.
Их разговор прервали чьи-то голоса. Они доносились издалека, от околицы села.
— Беги, Микица, разбуди деда Михайло!
Микица бросился к погребу, распахнул дверь и закричал:
— Дед Михайло, идут какие-то люди!
Старик очнулся от сна и зажег фонарик. Женщины тоже вскочили, подхватили детей и запричитали:
— Что же нам делать? Они ведь нас всех перебьют. Дед Михайло нахмурился и сердито бросил:
— Перестаньте выть! Это, наверное, наши возвращаются.
— Конечно, наши! — подхватила Марта, сразу успокоившись. Она достала откуда-то восковую свечу, зажгла ее и поставила в нишу в стене. Потом начала что-то тихо шептать.
— Что это она? Зачем ей огонь? — удивленно спросила Анджа.
— Перестаньте шуметь! Я пойду на дорогу, посмотрю, кто это идет, — бросил дед Михайло.
Голоса были молодые и звонкие, то и дело слышался смех. Михайло, который решил не отходить далеко от парнишки, стоявшего у калитки, сказал:
— Наши возвращаются! Раз спокойно разговаривают, значит, опасности нет.
Микица перескочил через ограду, просунул голову в подвальное окошко и весело закричал:
— Наши идут! Ура! Выходите встречать!
Женщины стали по очереди выбираться из сырого подвала. Дед Михайло распахнул калитку и пошел навстречу группе людей, среди которых был и партизанский командир Радоня.
— А, дядя Михайло! А мы пленного ведем.
— Добрый улов! — ответил дед и, отбросив вилы, поздоровался со всеми за руку.
В это время на улицу высыпали женщины. Начались объятия и поцелуи. Мальчишки бежали рядом с командиром и дедом Михайло.
— Взорвали узкоколейку? — спросил дед.
— В нескольких местах.
— Значит, за нашим селом больше не будут громыхать фашистские поезда?
— Не будут!
— Вот и хорошо! И немца в плен взяли?
— Итальянца. Это его поезд мы пустили под откос. Многие разбежались, а этот поднял руки. И все время повторяет, что он социалист.
— Ему верить нельзя, — предупредил дед. — Какой он социалист? Мне вон уже седьмой десяток пошел, а я все не могу похвалиться, что я социалист.
— Годы тут ни при чем, дядя Михайло, — заметил командир. — К тому же в Италии все по-другому!
— По-другому, конечно! Там фашисты в большинстве. Не верю я ничему, что идет с чужбины.
— С пленным мы должны обращаться хорошо, — предупредил командир.
Уже совсем рассвело. Старики и молодежь окружили пленного. Все с любопытством его разглядывали, а Джокица даже набрался храбрости и дотронулся до его одежды. Наибольшее удивление вызвала его каска с торчащим пучком перьев, что говорило о принадлежности его к берсальерам, горным стрелкам.
— Эта штука у него на голове очень похожа на хвост моего петушка, — сказала Анджа, покачивая хныкающего ребенка.