Грозные годы
Шрифт:
Лодка быстро перенесла их на тот берег. Словно утешая мать, тихо и ласково шумели березы.
На другом берегу Стана подошла к командиру:
— Я хочу остаться с вами. Буду шить, стирать, всегда ведь найдется какая-нибудь работа и для меня.
— Оставайся, мать! — согласился командир, стараясь загородить от нее бойцов, торопливо отрывавших могилу под березой.
Преданность
Пес неподвижно сидел на пепелище, грустно глядя в одну точку. Казалось, он чего-то ждал.
Собачью морду украшала белая полоса, которая шла от лба до самого носа, и это придавало псу вид задумчивый и сосредоточенный.
Из села донесся приглушенный расстоянием лай. Пес даже не повернул головы. Морда у него была испачкана пеплом, а в глазах отражалась горестная картина. От дворовых строений остались лишь обугленные стены. Судя по всему, животное сидело здесь без движения уже не первый час и, видимо, успело привыкнуть к этому невеселому зрелищу.
Медленно текли минуты. Пес не уходил. Он сидел в обычной собачьей позе: выпрямив передние лапы. Вокруг прыгали птицы, щебетали, раскапывали золу, не сводя настороженных бисеринок-глаз с неподвижного животного. Самым нахальным оказался один воробей. Он сел псу прямо на спину, потом осторожно перебрался ближе к голове, заглянул в морду, в тоскующие собачьи глаза. Вдруг он заметил у него на шее блоху и клюнул.
Пес зарычал, тряхнул головой и поднялся. Он подошел к кучке углей, на которую так долго смотрел, понюхал ее, но тут же с рычанием отскочил. Рычание перешло в протяжный вой. Пес хотел позвать людей, обратить их внимание на этот засыпанный золой и пеплом труп. Однако никто не отозвался. Поджав хвост, пес отбежал под старую грушу, на стволе которой виднелись совсем свежие следы от пуль, и, свернувшись в клубок, снова стал ждать.
Что же произошло здесь?
Утром небо было безоблачным и ясным. Все обещало погожий, солнечный день. Крестьяне готовились идти на уборку кукурузы. Вдруг все разом замерли и встревоженно прислушались. Издалека донеслись крики и винтовочная стрельба. Можно было или остаться в селе и переждать, или, пока не поздно, уйти в горы. Люди выбрали последнее и, подхватив детей и узелки с едой, которую они собирались взять с собой в поле, побежали к лесистым склонам гор, поднимавшихся за околицей села.
В спешке никто не вспомнил о полупарализованной Андже. Ее соседи, чуть живые от страха, убежали из села первыми, вероятно понадеявшись, что Андже поможет кто-нибудь другой. Около нее осталась только ее собака. Пес жался к постели хозяйки, жалобно скуля, когда выстрелы раздавались особенно близко.
— Замолчи, — попросила больная. — Я не выношу, когда ты скулишь.
Пес отбежал к двери и сел у порога. Анджа бросила ему корочку хлеба и проговорила:
— Да я не гоню тебя, только прошу не скулить...
Казалось, стрельба понемногу стихает. Но вот где-то совсем рядом грохнул взрыв. Анджа кое-как дотянулась до окна и прижалась лицом к стеклу. На улице было полно солдат с факелами, и это не предвещало ничего хорошего. Ее пробрал озноб, грудь сдавило тяжелое предчувствие. В изнеможении она откинулась на подушку.
«Почему же на меня все несчастья сыплются? — думала она. — Хотя, может, как раз в немощи мое спасение и они меня не тронут? Я никому не сделала ничего плохого. Да и не смогла бы сделать... Ведь эти солдаты, наверное, воюют только со здоровыми?..»
Эта мысль ее немного успокоила, и она стала говорить собаке, что бояться, конечно, нечего. Пес внимательно слушал Анджу, по-прежнему вздрагивая от близких выстрелов.
— Я не знала, что ты такой трус. Как тебе не стыдно? — ласково укоряла его Анджа.
Однако эти укоры не действовали на него. Пес вертелся у порога, скреб лапами дверь, пытаясь открыть ее.
— Я не в силах добраться до двери, чтобы тебе помочь. Почему ты не ушел со всеми?
Больная перегнулась к столику, стоявшему у изголовья, и сгребла с него свое рукоделие: вязаные и вышитые вещи — единственное ее развлечение в часы бесконечного досуга.
После долгого и безуспешного царапания в дверь пес подошел к кровати, положил голову на одеяло и тихонько заскулил.
— Ну, чего тебе? — спросила Анджа.
Собачьи глаза выражали безысходную тоску. Анджа испугалась этих глаз и хотела прогнать животное, но тут же поняла, что это было бы бессмысленной жестокостью, и сдержалась. Не стоило обманывать себя, стараясь не думать о том ужасном, неотвратимом, что ждало ее. Дрожащим голосом она спросила:
— Ты пришел проститься, мой верный страж? Ты уже чувствуешь беду?
Тяжело вздохнув, она отвернулась к стене. Конечно, она никого ни в чем не винила. Кто виноват в том, что ей выпала такая злая судьба? Она не упрекала своих родственников и соседей, которые сбежали, забыв о ней. «У них свои заботы, — думала она. — Им не до меня... Только мать никогда не бросила бы своего ребенка в беде... Разве я виновата, что осиротела так рано? Господи, господи, есть ли ты на самом деле? Или несчастные всегда взывают к тебе потому, что им ничего другого не остается?»
Она снова взглянула на пса и уже спокойно сказала:
— Ты хочешь уйти. Но я не могу добраться до двери, понимаешь? Даже пять метров — слишком большое расстояние, если ноги мертвы. И все же я попробую тебе помочь. У меня ведь есть это!
Она подняла палку и ударила ею по оконному стеклу. Осколки со звоном посыпались на пол. Пес в испуге забился под кровать.
— Вылезай оттуда и уходи!
Пятясь задом, пес выполз из-под кровати. Он дрожал.
— Тяжко мне, однако давай расстанемся как друзья. Ты вырос у моей постели. Я всегда разговаривала с тобой и много рассказывала тебе о своем несчастье. Не знаю, все ли ты понял, но в одном я не сомневаюсь: ты был мне верным другом. Давай свою лапу! Прощай! Лезь сюда, — показала она на разбитое окно. — Беги и не попадайся им да глаза!
Пес вскочил на кровать, на секунду замер в нерешительности и прыгнул в окно. Забравшись под густые кусты за домом, он стал рычать на людей с факелами, которые бегали по улицам.
Когда Анджа осталась одна и почувствовала доходивший с улицы запах гари, ее охватил страх. Она в исступлении колотила палкой по своим парализованным ногам, словно мстя кому-то за все страдания. Палка тупо ударяла по не чувствующим боли лодыжкам, ступням, коленям... Она выпустила палку лишь тогда, когда на чердаке послышалось потрескивание горящего дерева. Комната стала заполняться дымом. Это был конец. Анджа, правда, еще надеялась, что эти люди откроют двери и помогут ей выбраться. Она молча ждала... Но вот занялись доски двери, от едкого дыма стало трудно дышать. Тогда она попыталась добраться до окна, но парализованные ноги были словно прикованы к кровати. Она ужасно закричала и, задыхаясь, упала на подушку...