Грозные годы

Гончин Милорад

Взводный Чутурило, на удивление всем, снова курил, часто-часто затягиваясь и нервно отгоняя дым.

Заморан уже заканчивал свое дело. Партизаны по очереди подходили к нему, снимали рубашки, а он им сбривал все волосы. Повар Теодосий уже ходил побритый и говорил, что без усов он себя чувствует гораздо лучше.

— Братцы, легко-то как, будто я птица!

Но взводный Чутурило косо поглядывал на него, вовсе не склонный разделить с ним веселье. Наконец на тропинке, спускающейся с горы, появился долгожданный связной. Взводный вскочил и затоптал только что зажженную сигарету. Пулеметчик Загора встал рядом с ним и гаркнул:

— Радуйся, идет твое спасение!

Взводный посмотрел на него с надеждой и отчаянием одновременно, и усы его слегка задрожали.

— Думаешь, они разрешат? — коротко спросил он.

— Конечно! — восторженно выпалил Загора. — Можешь их носить с гордостью! Считай, что все в порядке!

Взводный грустно улыбнулся и пошел к груше, боясь, что просто не выдержит, когда будут читать ответ из штаба бригады.

— Я побуду тут неподалеку, — сказал он, — посижу немного.

— Как хочешь, можешь уйти совсем, — сказал пулеметчик Загора. — Вопрос-то ведь уже решен.

Весь отряд был в сборе, и бойцы нетерпеливо следили за приближением связного. Даже парикмахер Заморан прекратил бритье и, опустив бритву, щурясь, глядел на тропинку. Многие хотели пойти навстречу связному, но пулеметчик Загора задержал их.

— Нужно здесь прочитать ответ, — сказал он. — Мы все хотим послушать.

Связной приближался, потный от быстрой ходьбы. Конечно, никто не мог знать, какой ответ он несет в сумке, но все ожидали лучшего. Когда он подошел, многие загалдели:

— Ну что там, говори!

Связной молча вытащил из сумки письмо.

— Здесь все написано, — сказал он, — устно ничего не передали.

Пулеметчик Загора схватил конверт и с лихорадочной поспешностью начал его вскрывать. Взгляды собравшихся жадно устремились к его рукам. Наконец Загора вытащил листок бумаги с печатью. Как только он заглянул в него, глаза у него округлились и на лбу выступила испарина. Увидев это, партизаны нахмурились. Загора прочитал приглушенно:

— «Дорогие товарищи, приказ есть приказ, и никаких исключений быть не должно. Передайте товарищу Чутурило наш самый горячий привет. Начальник санитарной службы бригады».

Тяжкий вздох вырвался у партизан. Заморан выронил бритву и замер. Повар Теодосий бросил половник.

— Братцы, — простонал он, — а где же взводный?

Все вмиг повернулись туда, где находился взводный Чутурило, и переглянулись. Лица у них вытянулись. Там, под грушей, вместо взводного стояла бледная смерть в солдатской форме и с красивыми усами.

— Конечно, — сказал пулеметчик Загора, — сейчас он помрет!

Повар Теодосий закрыл руками лицо, бойцы сникли. Но именно в этот момент над их головами, как призыв в атаку, прогремело только одно слово:

— Брей!

Подняв головы, все увидели, как взводный Чутурило размеренным шагом приближается к парикмахеру Заморану.

— Брей! — повторил он и рукой смахнул шапку. — Пусть начальник санитарной службы будет доволен!

Заморан нагнулся за упавшей бритвой и, дрожа как лист, в отчаянии пролепетал:

— Люди, можно?

— Брей, если сам говорит, — решился пулеметчик Загора. — Видишь, он хочет добровольно. Товарищи, что это вы все остолбенели, черт вас подери! Да здравствует товарищ взводный! Да, прав он! Зачем ссориться со штабом из-за каких-то усов?! Ничего страшного, вырастут новые! Может, они еще лучше будут, чем старые! Ведь правда же?

— Точно! — подхватили партизаны. — Брей, Заморан, не раздумывай!

Все сразу почувствовали облегчение, потому что проблема была хоть как-то решена. Каждый торопил парикмахера. Один быстро пододвинул стул и помог сесть взводному. Другой вытащил откуда-то старое полотенце и повязал Чутурило вокруг шеи. Пулеметчик Загора, увидев, как у Заморана дрожат руки, схватил кисточку и сам начал взбивать пену.

— Люди, не толпитесь, не удивляйтесь, это вам не святой бреется, а наш взводный Чутурило! Сейчас все будет готово.

Пока он это говорил и энергично намыливал под носом взводного, Чутурило молча сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку стула. Ему вдруг показалось, что весь мир стал черным и что дальнейшая жизнь в нем будет для него сущим адом. «Завтра я покончу с собой, — сказал он себе. — Пусть пока начальник санитарной службы порадуется». Он не испытывал никакого желания жить. Ему все было безразлично. Мучила лишь мысль о том, что подумают люди о его внешности в тот день, который ему осталось еще прожить. Если бы он умер сразу, когда принесли письмо! Но он не умер, и теперь ему безумно хотелось, чтобы эти двадцать четыре часа как можно быстрее прошли. «Проклятие! Как по-идиотски устроен этот мир», — подумал он, чувствуя прикосновение бритвы.

Партизаны не могли себе представить, как будет выглядеть взводный, когда ему сбреют усы. Они даже не предполагали, какое впечатление это произведет на них. Это стало ясно лишь в тот момент, когда дрожащая рука Заморана наконец опустилась, а пулеметчик Загора убрал полотенце с шеи взводного. И тогда вдруг вместо лица взводного они увидели искаженную, как в кривом зеркале, маску со странной белизной под носом. Это уже был не их взводный, а какой-то таинственный пришелец, похожий на привидение.

— Матушка родимая! — охнул повар Теодосий.

— Ой, люди, чудо-то какое! — воскликнул и маленький чернявый партизан, все это время прилежно державший миску с мыльной пеной и подбадривавший Заморана.

— Чего только не бывает на этом свете! — застонал коновод Радула и в страхе поднял руки.

Только пулеметчик Загора в эту критическую минуту попытался сохранить выдержку.

— Ну, вот и готово! — сказал он. — Будь здоров, товарищ взводный!

Он бодро заглянул в лицо взводного и замер в изумлении. Вместо Чутурило перед ним сидел кто-то другой. Ничего не осталось от прежнего сильного тела — на стуле горбилась какая-то безвольная масса, расплывчатая и качающаяся, как куст на ветру.