Грозные годы

Гончин Милорад

Пулеметчик Загора отвернулся и пошел к домику, где находились партизаны, а взводный Чутурило остался один со своими мрачными мыслями ждать нового боя как освобождения от мук.

В этот вечер пулеметчик Загора, всего за полчаса до выхода на выполнение следующего задания, совершенно потрясенный, рассказывал своему отделению:

— Черт бы побрал этого человека со всеми его переживаниями! Однако ни к чему больше мучиться с объяснениями, нужно что-то предпринимать. Я уже хотел было отступиться от всего этого, но не могу. Он, как мне сказал, и сегодня будет стараться погибнуть. Во время атаки нам нужно будет хорошенько следить за ним. Попробуем предотвратить самое худшее. Если он, скажем, поднимется, как сегодня утром, валите его сразу же на землю. Пусть он лучше разобьет нос, чем его, как мишень, изрешетят сотни пуль. Можно даже и по голове его ударить, пусть потеряет сознание. Я беру ответственность на себя. Значит, все время быть рядом с ним, ясно?

Об этом же говорилось в беседах с бойцами и командирами и других отделений отряда. Вскоре началось построение. Командир объяснил, что на этот раз предстоит нападение на городок под горой. Все понимали, что этот бой будет тяжелее, чем предыдущий, и готовились к этому. Только взводный Чутурило небрежно отмахивался и безразлично говорил:

— Я погибну или в самом начале атаки, или уже в центре города... Где-нибудь меня пуля найдет. Надеюсь, эта лучше стреляют, чем те, на вокзале.

Заранее договорившись, бойцы больше не обращали внимания на его болтовню. Отряд двинулся длинной колонной на исходные рубежи. Пулеметчик Загора держался за спиной взводного.

Поначалу все шло так, как они и предполагали, но, когда до атаки осталось совсем немного времени, все вдруг заметили, что взводного Чутурило нет среди них. Бойцы искали его, но безуспешно: взводный исчез, как сквозь землю провалился.

— Да, тут мы бессильны, — мрачно заключил пулеметчик Загора, вглядываясь в цепочку огоньков в центре города.

Атака началась точно в полночь. Послышались взрывы мин, а затем все заглушили лающие звуки пулеметов. Небо над городом прочерчивали трассирующие пули. Доносились стоны раненых, предсмертные хрипы.

Уже в самом начале атаки пулеметчик Загора, всмотревшись в темноту, вдруг застыл от удивления. Его взгляд приковала вспышка от разрыва гранаты, высветившая дзот. Затем последовали новые взрывы. Ему показалось, что он видит человека, по фигуре похожего на взводного. Человек еще раз взмахнул рукой, и из другого дзота вырвалось пламя.

— Да, это он, — прошептал пулеметчик. — Ищет смерти!

Загора вместе со своим отделением бросился в том направлении. Он добежал до разрушенного дзота, посмотрел вокруг, но вместо трупа взводного Чутурило увидел только разорванные тела вражеских солдат и их раскиданное взрывом оружие. Путь был свободен.

— Черт подери! Да ведь он ликвидировал всю оборонительную линию! — крикнул Загора, радостный и злой одновременно. — Вы видите, товарищи? Но где же он сейчас?

— Продолжает искать свою пулю! — едко заметил рыжий парень, переворачивая ногой труп и вытаскивая из-под него легкий немецкий пулемет.

— Торопитесь, товарищи! — крикнул Загора. — Может, мы его где-нибудь найдем!

И все отделение бросилось по узкой улочке с низкими домишками к центру города.

— Он наверняка там! — крикнул на ходу пулеметчик. — Он еще говорил, что погибнет если не в начале атаки, то в бою в центре города.

Предчувствие не обмануло пулеметчика Загору. Взводный Чутурило, подгоняемый мыслью о смерти, ликвидировав дзоты на окраине города, целый и невредимый рвался к центру города. Он бежал, даже не пригибаясь, но пули, выпущенные по нему врагами, летели мимо него.

— Что же это такое творится? — в отчаянии кричал взводный Чутурило. — Как они могут так мазать?

И снова он рвался в центр города, на ходу стреляя из автомата и бросая гранаты в скопления вражеских солдат. Так он оказался перед зданием штаба немецкого гарнизона.

— Может быть, хоть здесь, — со злостью проговорил он, ударяя ногой в большую дверь.

Взводный Чутурило надеялся, что тут он найдет противника, который ответит ему очередью на очередь, пулей на пулю. Он представил себе, как лежит между мертвыми эсэсовцами и над ним склонилось лицо пулеметчика Загоры, разъяренное и вместе с тем скорбное.

— Пусть будет то, что должно быть! — сказал он сам себе и бросился внутрь.

Если бы раньше кто-нибудь рассказал взводному Чутурило о том, что такое может произойти, он бы, конечно, не поверил этому человеку. Такого поворота событий он не ждал.

А случилось вот что. Когда взводный Чутурило толкнул ногой эту дверь и оказался в зале с фашистским флагом, свастикой и портретом Гитлера на стене, он увидел, что в середине огромного зала стоят три немецких офицера, вытянувшись по стойке «смирно». Их пистолеты с ремнями лежат на столе, а начищенные до блеска сапоги стоят чуть в стороне.

Увидев это, взводный остолбенел. Да разве такое возможно? Вытаращив глаза на застывшие фигуры немцев, глазевших на него, он едва слышно процедил:

— Черт побери, что все это значит?

Один из офицеров холеной рукой указал на сапоги и пистолеты и на чистом сербскохорватском языке ответил:

— Вот! Возьмите!

— Вы немцы? — спросил Чутурило.

— Самые настоящие! — ответил тот. — Франкфурт! Нюрнберг! Карлсруэ!

— А почему же вы не оказываете сопротивления, не стреляете?

— Зачем? В данной обстановке это было бы просто бессмысленно.

Взводный Чутурило выпучил глаза:

— Сдаетесь, значит?

— Абсолютно верно, — ответил немец. — Мы узнали, что вы хорошо обращаетесь с военнопленными, а каждому из нас хочется жить.

Взводный Чутурило бросил презрительный взгляд на портрет Адольфа Гитлера:

— Так вам теперь нет никакого дела ни до вашего дерьмового фюрера, ни до его рейха?

— Конечно, — любезно улыбнулся немец. — Этот сумасшедший все и затеял. Он самый настоящий идиот. Войне скоро конец, и мы хотим ее забыть.

Чутурило покачнулся и чуть не упал. Перед глазами у него все померкло, страшно сдавило в висках. Едва придя в себя, он с трудом проговорил:

— Черт побери, почему же вы не хотите сопротивляться? Хотя бы выстрелили разок!