Грозный эмир

Шведов Сергей Владимирович

– В заклад?

– Камень станет твоим, если ты не просто войдешь в спальню эмира, но и выйдешь оттуда живой.

– Зачем тебе это?

– На власть в Дамаске кроме визиря аль-Маздагани претендуют два человека – ты и Бури. Я хочу, наконец, узнать, кто из вас двоих мужчина, чтобы сообщить об этом атабеку Зенги.

– Зачем тебе смерть этого трусливого мальчишки? – нахмурилась Зоморрод.

– Ты меня не поняла, прекрасная из прекрасных, – запротестовал Эркюль. – Умереть должен визирь. В твоем распоряжении всего одна ночь, чтобы сделать почтенного Бури своим покорным рабом.

– Я согласна, – холодно бросила Зоморрод. – И не забудь про изумруд, франк. Послезавтра он будет моим.

Маздагани не ждал от сегодняшнего

утра никаких сюрпризов. На встречу с эмиром Бури он прихватил двух мамелюков, но это скорее для почета, чем из соображений безопасности. В покоях эмира как обычно толпились беки и немногочисленные просители, жаждущие припасть к стопам почтенного Бури. Чего хотели эти люди, Маздагани не знал, но с полной уверенностью мог сказать, что их хлопоты напрасны. В лучшем случае юный эмир мог сказать несколько ласковых слов и одарить какой-нибудь безделушкой. Любой серьезный вопрос в Дамаске мог решить только визирь, и все сведущие люди это знали. Посетителей тщательно обыскивали телохранители Бури, демонстрируя окружающим и в первую очередь самим себе важность возложенной на них задачи. Разумеется, никому даже в голову не пришло остановить, а уж тем более обыскать почтенного аль-Маздагани. Визирь беспрепятственно вошел в зал, сопровождаемый десятком прилипчивых беков. Прием считался рутинным, и проходил без особых церемоний, которыми так любят забавляться восточные владыки. Эмир сидел на своем обычном месте, привычно устремив глаза в пол. Скука на его румяном лице была написана столь яркими красками, что Маздагани едва не расхохотался. А ведь сегодня Бури предстояло поставить свою подпись под договором, важным не только для него самого, но и для всего Дамаска.

Маздагани приблизился к эмиру и молча протянул ему пергамент. Расторопный Барак, с которым Бури почти никогда не расставался, поднес юноше перо на золотом подносе. Однако эмир даже глазом не повел в его сторону. Зато он поднял голову и произнес тихим и бесцветным голосом:

– Ты забыл поклониться, визирь.

– Что? – воскликнул потрясенный Маздагани в наступившей мертвой тишине.

– Склони голову перед правителем Дамаска, гордый человек, – насмешливо произнес нукер, стоящий по правую руку от эмира.

Маздагани резко повернул голову и пристально глянул на Зоморрод, сидевшую в трех шагах от Бури на низенькой скамеечке. Вдова Тугтекина ласково улыбнулась своему сердечному другу и небрежно махнула рукой, увенчанной перстнем с великолепным изумрудом. Визирь вздрогнул, но не успел отшатнуться. Дамасский клинок снес ему голову раньше, чем он успел увидеть приближающуюся смерть. Беки охнули. Для доброго десятка из них, этот вздох оказался последним. Ловкие нукеры действовали с поразительной быстротой, не дав сторонникам убитого визиря ни единого мгновения для размышлений.

– В Дамаске не должно быть предателей, – все тем же невыразительным голосом произнес Бури, глядя на уцелевших беков испуганными глазами. – Такова воля Аллаха и моя.

– Быть по сему, – бодро отозвался на приказ эмира старый сельджук Унар. – Вперед, беки!

Смерть неверным, осквернившим зеленое знамя ислама!

Глава 3. Графиня Алиса.

Весть о захвате Латтакии бароном Венцелином фон Рюстовым в Антиохию привезла Тереза де Сабаль. Шевалье, составлявшие свиту баронессы, не рискнули бросить вызов наглым захватчикам и открыли ворота цитадели раньше, чем благородная Тереза успела покинуть свой дворец. Спаслась она просто чудом. Переодевшись в платье служанки, Тереза едва ли не сутки ублажала разгоряченных боем русов и лишь потом уговорила одного из них отвести ее в город. Обыватели Латтакии отнеслись к возвращению Гуго де Сабаля с циничным спокойствием, благо разбойники-русы преследовали только византийских пельтастов, не оказавших им, к слову, серьезного сопротивления. Что же касается византийского флота, то часть галер была сожжена, а остальные

попали в руки благородного Венцелина, который, надо полагать, сумеет ими распорядиться. Знакомый купец из Триполи сжалился над несчастной дамой и тайно вывез ее из Латтакии. Благородная Тереза явилась в Антиохию без единого су в кошельке и с глубокой печалью в сердце. Санлис, разумеется, приютил беглянку, выделив баронессе для проживания укромный уголок в своем дворце, но не рискнул дать гарантий безопасности. Тереза подлежала суду своего мужа барона де Сабаля, и теперь только от благородного Гуго зависело, какой будет ее дальнейшая судьба. Старый Ги попытался было растолковать все это расстроенной женщине, но нарвался на столь свирепый отпор, что вынужден был бежать за утешением и советом к почтенному Андронику.

– А что я могу?! – в отчаянии развел руками портной. – Когда имеешь дело с таким дураком, как эпарх Киликии, нужно быть готовым ко всему.

Нотарий Никодим, уже успевший тайно встретиться с графом Боэмундом и пообещавший ему поддержку византийского флота, обиженно засопел. Увы, приходилось с прискорбием признавать, что очередная попытка привести графство Антиохийское под длань императора Иоанна Комнина закончилась оглушительным провалом. Мало того, что в Латтакии утвердился Гуго де Сабаль, так здесь в Антиохии объявились посланцы короля Иерусалимского с твердым намерением склонить графа Боэмунда к миру. Санлис уже имел сомнительное удовольствие пообщаться с Гуго де Пейном и Раулем де Музоном и теперь готов был поделиться услышанным с товарищами по несчастью.

– Нападение Венцелина на Латтакию осуществлялось с согласия короля Болдуина и с благословения патриарха Иерусалимского. Так что обвинить барона фон Рюстова в разбое нам не удастся. Благородная Тереза признана виновной в покушении на своего мужа. Барон де Сабаль в любую минуту может потребовать ее выдачи. Опасность грозит и шевалье, замешанным в заговоре, но их вину еще следует доказать.

Почтенный Андроник вынужден был с прискорбием признать, что его расчет на мстительность благородного Болдуина не оправдался. Король неожиданно проявил мудрость, прежде ему не свойственную и простил опального Сабаля, доставившего ему столько неприятностей.

– Свадьба Мелисинды и Фулька Анжуйского уже состоялась, – махнул рукой Санлис, – и теперь никто не хочет ворошить эту срамную историю.

– Мы не можем выдать Терезу мужу, ибо это обернется большими неприятностями для наших молодых друзей, – забеспокоился Никодим.

– Я бы на твоем месте, нотарий, не о других беспокоился, а о себе, – желчно заметил Санлис. – Твое имя Тереза назовет первым.

– Можно подумать, что о вас с Андроником она умолчит, – обиделся византиец.

– У тебя все? – спросил призадумавшийся портной у барона.

– Нет, не все, – отрицательно покачал головой Санлис. – Благородный Рауль под большим секретом поведал мне, что в нападении на коннетабля кроме мамелюков участвовали христиане и среди них старый византиец, круглый как головка сыра сириец и сухой как палка шевалье. Вам эти люди никого не напоминают?

– Почему ты нас об этом спрашиваешь? – нахмурился Андроник.

– Потому что именно этот вопрос мне задал шевалье де Музон, – криво усмехнулся Санлис. – Надо отдать должное благородному Раулю, он не забыл о нашей прежней дружбе.

– А я бы на твоем месте не слишком радовался, благородный Ги, – остерег старого друга Андроник. – Музон действительно не заинтересован, чтобы мы попали в руки наших недругов, но это вовсе не означает, что он будет тащить нас за уши из трясины. Скорее, он поможет нам умереть. Впрочем, Рауль наверняка надеется, что мы убоимся королевского гнева и сбежим раньше, чем до нас дотянуться руки храмовников.

– Нам в любом случае придется убираться из Антиохии, – мрачно изрек Никодим. – Влад де Русильон не успокоится до тех пор, пока ему не выдадут убийц коннетабля. И граф Боэмунд пойдет барону навстречу.