Грозный эмир
Шрифт:
Благородный Базиль с интересом разглядывал русов, отличавшихся от византийцев и внешним видом и одеждой. По уверенному взгляду он без труда выделил Святослава:
– Наслышаны мы о тебе, князь. Нечасто Рюриковичи до наших земель доплывают. Скорее всего, ты будешь первым.
– Слышал я, что ты по матери из нашего рода, – тоже проявил осведомленность Святослав.
– Я из Гастов, – усмехнулся Базиль. – Хотя материнскую родню чту.
Джебайл удивил Святослава многолюдством. И хотя портовый город сильно уступал размерами Константинополю, с Полоцком он, пожалуй, поспорить мог. А местная цитадель, сооруженная невесть в какие времена, и вовсе заставила полочан восхищенно цокать языками. Пока гости
– Откуда они узнали о нашем приезде? – удивленно спросил у Константина князь Святослав.
– Скорее всего, Филипп де Руси успел ему весточку прислать.
– А почему этого Филиппа русом кличут? – спросил Всеволод, с изумлением разглядывая огромную каменную башню, нависшую над его головой.
– Прадед его был родом из ваших земель, в земли франков пришел вместе с Анной Ярославной, – пояснил Константин.
– Справно живут, – покачал головой боярин Кучкович. – Чтоб из этаких Палестин да в наши Холмогоры…
Князю Святославу чужое богатство тоже по глазам резануло, особенно когда мечники боярина Венцелина ввели гостей в каменные палаты, отделанные голубоватым мрамором. По такому полу ступать было боязно. Идешь словно по льду, боясь, что он расколется под твоими сапогами. Боярин Венцелин встретил гостей у порога – оказал честь. Константина он почему-то обнял как родного, а князьям и боярину Кучковичу отвесил общий поклон. Гордый, по всему видно, человек. Голова у Венцелина уже почти седая, но стан он держит прямо. Глаза его смотрят на гостей властно, но без высокомерия. Да и лицо у боярина располагающее. Говорит с улыбкой, речь течет плавно. Вот только родные слова порой произносит на чужой манер. Перед Венцелином князь Святослав чинился, но перед боярыней Марьицей выю склонил. Все-таки дочь покойного Владимира Мономаха, к которому с большим уважением относились не только в Киеве, но и в Полоцке. На боярыне прожитые на чужбине годы отыгрались заметнее, чем на Венцелине, но следы былой красоты она не только сохранила, но и детям передала. С Базилем гости уже успели познакомиться. Старший сын Драган владел землями в далекой Антиохии, зато младшие сыновья Венцелина и Марьицы, Глеб и Борислав, были явлены полочанам во всем блеске. От русов в них мало что осталось, разве что лица да глаза, а повадки и одежда иноземные. С другой стороны, хаять молодцов вроде не за что. О Руси они, может, и слышали от родителей, но обычаев и ряда не знали, а потому и кивали князьям словно простолюдинам. Глеб, годом постарше Борислава, так и вовсе хлопнул дружески князя Всеволода по плечу, а тот зарделся, словно красна девица. Нельзя сказать, что Святослав остался недоволен приемом, оказанным ему Венцелином, но определенную неловкость он испытывал. Скорее всего от того, что прибыл в чужой дом просителем и тем уронил княжескую честь.
– Уронил – поднимешь, – усмехнулся в пшеничные усы Кучкович. – Все-таки боярыня Марьица тебе хоть и дальняя, но родня. Не к чужим людям мы приехали, князь Святослав, вот и держись соответственно.
– А ты каким боком Венцелину свойственник? – спросил Всеволод.
– Так ведь моя мать из рода Гастов и боярин мне троюродный брат, – охотно пояснил Воислав.
– Не случайно ты, выходит, к нам пристал, – сообразил, наконец, Святослав.
– Вместе веселее, – спокойно отозвался Кучкович. – Письмо я привез Венцелину от его младшего брата Ростислава. О чем это письмо я тебе не скажу, князь. Но главного не скрою – зовет Ростислав сын Избора своего старшего брата на Русь и жалуется на великого князя Мстислава.
– Думаешь, Венцелин согласится? – с сомнением покачал головой Святослав. – От такой жизни не бегут в дальние край.
– Наши края ему не дальние, а родные, – возразил
– И до ваших глухих лесов великий князь дотянулся, – покачал головой Святослав. – Длинные руки у Мономашича, ничего не скажешь.
– Устоим, – холодно бросил Кучкович. – Земли нам не князем даны, а Богом, мы за них любому глотку порвем.
– Злой вы народец, вятичи, – засмеялся невесть чему князь.
– Княжий хомут не для нашей шеи, – не стал с ним спорить Воислав.
Пир в честь гостей боярин Венцелин закатил знатный. А блюд на столе было столько, что к иным из них Кучкович не знал как подступиться. Спасибо сосед попался общительный, к тому же владеющий греческим языком. Звали этого далеко уже немолодого человека Бернаром, а вот прозвище его Воислав не запомнил, уж больно мудрено звучало оно для славянского уха. Но если по одежде судить, то сосед Кучковича был хорошего рода. Да и посадили его в навершье общего стола, неподалеку от хозяина, тоже далеко не случайно. Ближе сидели только князья (Святослав по правую руку от хозяина, Всеволод – по левую) и сыновья, среди которых выделялся патрикий Константин. Впрочем, не византиец привлек внимание Кучковича, а суровый человек лет пятидесяти, с черными как смоль волосами. Одет он был много скромнее других, и почему хозяин посадил его рядом с князем Святославом, Воислав судить не брался.
– Ролан де Бове, – пояснил улыбчивый Бернар гостю, – сенешаль ордена нищих рыцарей Христа.
– Монах, что ли, – не понял Кучкович.
– Что-то вроде того, – кивнул словоохотливый сосед, – только не с крестом, а с мечом. Сдается мне, что готовят их не только для Палестины.
– А ты часом родом не из Византии, боярин Бернар, – насторожился Воислав. – Уж больно хорошо чужой речью владеешь.
– Числюсь провансальцем, – усмехнулся чужак, глядя прямо в глаза обомлевшего Кучковича.
А обомлел Воислав по той простой причине, что последние слова загадочный Бернар произнес на родном для боярина языке. Вот тебе и поговорил Кучкович не то с византийцем, не то с франком.
– Просьба у меня к тебе, боярин, – продолжал удивлять гостя Бернар. – Отвези мое письмо в Аркону.
– Где та Аркона, а где мы, – вильнул глазами в сторону Воислав. – Это же тысячи верст и все лесом.
– Не юли, боярин, – усмехнулся Бернар. – Тебе это труда не составит. В Полоцк Венцелин Варяжским морем пойдет.
– А почему же не Черным? Здесь много ближе. От Константинополя до устья Днепра, а там – через пороги и на Киев.
– Зачем Гасту Киев, если зовут его в Полоцк, – покачал головой Бернар. – Или ты тайные тропы знаешь, где тысяча витязей пройдет, ног не замарав?
– Вот с Гастом ты свое письмо и передай, – нахмурился Кучкович.
– У Венцелина и без того забот полон рот будет, – строго глянул на боярина сосед. – К тому же полоцким князьям необязательно знать, какой он веры.
– А я, по-твоему, не христианин, что ли? – насупился Воислав.
– За стол сел ни лба, ни рта не перекрестив.
– Запамятовал я, – отмахнулся Кучкович. – Чужой дом, чужие нравы.
– Пуглив ты, боярин.
– Пуглив от того, что пуганный, – хмуро бросил Воислав. – Я ведь на семи холмах не просто так сижу. Есть что сторожить, и есть от чего вздрагивать.
– Значит, не ошибся я в тебе, боярин.
– А ты точно знаешь, что Венцелин пойдет на Русь? – спросил Кучкович.
– Пир этот прощальный, – вздохнул Бернар. – Потому и собрал благородный Венцелин за этим столом всех своих близких друзей. Запомни имя сенешаля, Воислав Кучкович, письму я его доверить не могу. Ролан де Бове, он же Уруслан Кахини, он же Руслан Гаст. Передашь кудеснику Варлаву, что верить этому человеку он может как самому себе. Слово ведуна Ратмира.