Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
Киров много курил, шагая по кабинету.
Тревожили думы и заботы. «Где Мусенко и Федорова с отрядом? Как пробирается Буйнакский по заснеженной степи? Где застряли хлебные маршруты? Как Боронин?» Иногда он останавливался у окна или садился на диван, закрывал рукой глаза. Хотя в эти дни в городе и не было замечено явных признаков готовящегося белогвардейского мятежа, на сердце было неспокойно.
Раньше улицы города в это время были полупустынными. Рабочие и служащие трудились на предприятиях и в учреждениях до позднего вечера, а обыватель отсиживался дома, и если он и пробегал по улице, то быстро, не желая быть замеченным патрулями. И что особенно резко бросалось в глаза - обыватель был плохо одет: все ценное он прятал.
А тут вдруг город ожил. Правда, и весна давала о себе знать, впервые выглянуло солнце. Но дело было не в весне: обыватель ждал каких-то событий.
Проходя с Ульянцевым по Никольской мимо парикмахерской, которая еще вчера была заколочена досками, Киров обратил внимание на двух людей. Один из них, статный господин с нафабренными усами, был в котелке, богатой шубе, второй - в пальто из дорогого сукна и мягкой добротной шляпе. Вели они себя так, будто бы не было ни войны, ни тифа, ни голода. Киров не слышал разговора этих людей, до него долетели лишь слова, сказанные господином в шубе: «Скоро весна!», затем реплика господина в пальто: «Надолго ли?» И снова слова господина в шубе: «На этот раз - навсегда!»
Киров обернулся. Господин в шубе что-то шепнул своему спутнику, и они громко, беспечно засмеялись.
Изменившись в лице, Киров сжал кулаки. Ульянцев сперва не понял, в чем дело; он стал оглядываться по сторонам, обернулся и увидел хохочущих; похлопал по маузеру, гневно сказал:
– Дай срок, наплачутся.
В эти дни Кирову несколько раз приходилось проезжать и проходить по Никольской. Это был торговый центр города. Здесь находились конторы богатейших фирм, агентства разных торговых и транспортных обществ, лучшие рестораны, винные погреба, магазины колониальных товаров. Совсем недавно тут было тихо и безлюдно, а сейчас везде чувствовалось оживление: торгаши высыпали на улицу.
В пятом часу вечера из Москвы приехал новый председатель Реввоенсовета фронта Мехоношин Константин Александрович. В простом пальто, с небольшим чемоданом в руке, он меньше всего походил на военного.
В Реввоенсовете Мехоношин первым делом засел за карту. Хотя он был в курсе всех последних астраханских событий, но внимательно выслушал рассказ Кирова о положении в городе и в армии.
Мехоношин был немногословен, нетороплив в оценках и выводах - это понравилось Сергею Мироновичу. Вообще чувствовалось, что в его лице Астрахань приобрела серьезного военного работника, наделенного к тому же большими полномочиями…
Когда Киров вернулся в ревком, там его уже дожидались Атарбеков, Чугунов и Аристов. Они вошли вслед за ним в кабинет.
– Москва утвердила назначение!
– Атарбеков протянул Кирову телеграмму Дзержинского.
– Как будто бы самому и не очень красиво ликовать по этому поводу, но время, время какое!..
Киров пробежал телеграмму, сказал:
– Да, вступаешь в должность в тяжелые, исторические дни. На твоем месте я бы тоже радовался. Поздравляю!.. Садитесь, товарищи.
– Веселое дело, черт побери, вступать в должность в такие дни!
– Атарбеков сбросил шинель и подсел к столу.
– Хотя бы на неделю раньше! На одну неделю! Ты даже не представляешь себе, как много можно было бы успеть… Прихожу на телеграф, спрашиваю, нет ли ответа из Саратова по поводу хлебного маршрута. Телеграфист - такой высокий, молчаливый парень, я его знаю еще по Пятигорску, - протягивает руку, говорит: «Поздравляю вас, товарищ Атарбеков». Я радостно пожимаю ему руку, говорю, что вот как хорошо получается: в такую тяжелую минуту получаем хлеб и всякое такое. Он молча меня выслушивает, потом говорит: «Получена «молния» от Дзержинского: вы назначены председателем ЧК»… Оказывается, телеграмма из Москвы пришла еще в пятом часу, а начальник телеграфа об этом никому не соизволил сообщить, потому что, видите ли, у него в это время не было посыльного на телеграфе.
– Вот тебе первое поручение - наведи порядок на телеграфе. Новый председатель Реввоенсовета человек серьезный и не потерпит там безобразий. Но об армейских делах сам поговорит с вами. Совещание назначено на девять вечера.
– Сергей Миронович обвел всех веселым взглядом: радовал его и приезд Мехоношина, и назначение Атарбекова.
– Что ж, товарищи, начнем наше «чрезвычайное заседание»? Кто будет докладывать?
– Пусть Атарбеков! Человек он у нас новый, ему все видней со стороны, - предложил Чугунов.
– К тому же - на должности теперь, - согласился Аристов.
– Прошу, Георг.
– Киров откинулся назад, приготовившись слушать невеселые вести.
Атарбеков рассказывал о деятельности прежнего состава ЧК и Особого отдела. Картина получалась неприглядная. Многие сотрудники этих двух ответственных учреждений брали взятки, занимались различными злоупотреблениями. Большинство из них обманным путем пробралось в ряды партии. Чтобы создать видимость борьбы с контрреволюцией, они хватали и сажали в тюрьму порой совсем безвинных людей, и чаще всего коммунистов, осмелившихся покритиковать порядки, насаждаемые в учреждениях Шляпниковым и другими троцкистами.
– Наша комиссия пришла к выводу, - заключил Атарбеков, - весь состав ЧК и Особого отдела надо предать суду Ревтрибунала. Начало мы уже положили. Всех этих мерзавцев посадили в тюрьму, а помещение ЧК приказали продезинфицировать и проветрить. Раскрыть все окна настежь!..
– Это вы сделали правильно, - засмеялся Киров.
– Только не остудите помещение, потом дров не напасетесь.
– Он посмотрел на Чугунова.
– Что так мрачен наш губвоенком?
– Не с чего быть веселым, товарищ Киров.
– Чугунов задумчиво покрутил усы.
– Надо ли нам цацкаться со всей этой сволочью? Я бы их и судить не стал. Расстрелял всех - и дело с концом! А то понаехало в Астрахань много всякой дряни. Город-то особенный! Форпост Советской России на далеком юге. Тут надо глядеть в оба!
Киров поднял руку:
– Только не перехлестывать, товарищи. И без партизанщины! Надо внимательно разобраться в каждом человеке.
Атарбеков положил перед Кировым список рекомендуемых сотрудников в новый состав ЧК и Особого отдела. В основном это были коммунисты астраханских предприятий и частей гарнизона. В списке можно было увидеть и кавказцев - из Пятигорска, Владикавказа, Грозного, попавших в Астрахань с отступающими частями 11-й армии.
Киров просмотрел список.
– Хорошо, вечером я согласую этот список с Мехоношиным, и мы его утвердим на ревкоме. Но с одним условием, - он с лукавинкой взглянул на Атарбекова, - новому составу не повторять ошибок старого ЧК!
– За этим уж я прослежу! Пусть попробуют ошибиться!
– Аристов сощурил свои цыганские глаза, поигрывая кинжалом на тонком кавказском пояске.
Хотя это было сказано в шутку, но Атарбеков обиделся и неприязненно посмотрел на Мину Львовича Аристова.
Киров встал:
– До встречи на ревкоме, товарищи!
Ночью, после заседания ревкома, в котором участвовал и новый председатель Реввоенсовета фронта Мехоношин, Атарбеков провел широкую операцию по аресту контрреволюционной астраханской буржуазии. С одним из Коммунистических отрядов действовал Аристов, с ротой Реввоенсовета - Чугунов.