Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– Еще одно движение - и я вас уложу на месте, как бешеную собаку!
– Атарбеков в страшной ярости подошел к бывшему миллионеру и, невзирая на его громадный рост и двенадцатипудовый вес, выволок из постели на середину комнаты.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ночные аресты дали многое, хотя Атарбекову так и не удалось установить точной даты подготавливаемого мятежа. Но, судя по тому, что в домах Агабабова, Винницкого и Беззубикова были размещены небольшие отряды, выступление белогвардейцев можно было ожидать в любой час дня и ночи.
С утра в боевую готовность были приведены части гарнизона и рабочие отряды. С утра же Киров вместе с Мехоношиным и группой специалистов проверял линию обороны города, объехав чуть ли не всю набережную Волги и Канавы.
Во второй половине дня он побывал на Эллинге, проверил там боевую готовность рабочих отрядов, приказал усилить их пулеметами и перевести на казарменное положение. Потом поехал на завод Митрофанова.
В столярной мастерской Кирову показали первую телегу и первую партию колес, сделанных столярами и модельщиками. Потом его повели в грохочущую и огнедышащую кузницу. Здесь работали на пяти наковальнях. Кузнецы ковали казачьи пики и подковы.
К Кирову подошел черный от копоти, раздетый до пояса Панкрат, снял рукавицу, поздоровался. Киров только и успел спросить:
– Давно работаешь здесь?
– С недельку, Сергей Миронович.
– Не обижают?
– Нет, народ здесь хороший.
Поговорить подробнее, конечно, Кирову не дали. Окруженный толпой отрядников и рабочих, он уже шел в слесарную. Там стояли первые две походные кухни и два куба для кипячения воды.
– Ну, а теперь мы вам покажем самое главное.
– И Нефедов повел Кирова в механический цех. В конце цеха, за дощатой перегородкой была устроена небольшая мастерская: здесь под руководством Петра Степановича Афонина работали человек десять.
Перед Кировым на верстак поставили ящик с медными пулями, рядом другой - с гильзами, потом третий - с готовыми патронами.
– Сдержали свое слово. Молодцы ребята!
– Киров стал перебирать патроны.
– Рабочее слово - крепкое слово!
– Петр Степанович вытащил из кармана несколько патронов со свинцовыми пулями, бросил их в ящик. Посмотрел поверх очков на Кирова.
– Пожалуй, наши не отличишь от настоящих?
– Не отличишь!
– Киров снова стал перебирать патроны.
– Превосходная работа!
Петр Степанович привлек к себе Анатолия Семячкина, который стоял рядом, надвинув на глаза рваный отцовский картуз с лакированным козырьком, и по-мальчишески восторженно прислушивался к разговорам старших…
– Вот кто у нас герой! Он возглавил ребятишек с Эллинга собирать гильзы.
– Придется отметить работу сборщиков, наградить каждого новой рубашкой. Анатолию выдадим отрез на костюм! Как, товарищи?
– Ребята стоящие, - сказал Петр Степанович и, вытащив из ящика штамп, начал объяснять, как обновляют старые гильзы после обжига.
– У нас к вам просьба, Сергей Миронович: оставьте первую партию патронов для заводского отряда, для наших пулеметов.
– Только давайте договоримся об условиях… Чтобы ни одна пуля не пролетела мимо врага!..
За всех ответил Анатолий:
– Пусть только они, гады, сунутся!
– И он потряс сжатым кулаком.
Все рассмеялись.
– Правильно, Толя. Отобьем охоту восставать против Советской власти!
– Петр Степанович обнял мальчика.
В сопровождении Анатолия Киров с завода направился в город. Время уже было позднее, смеркалось. Дула моряна. Шел мокрый снег.
Подняв худенькие плечи, спрятав под мышками руки, весь пронизываемый холодным морским ветром, Анатолий торопливо, сбиваясь, рассказывал Кирову о том, как еще недавно он с родителями жил на рыбных промыслах, в шалашах и землянках, как зимой переселялись в город, ютились в ночлежных домах… Отец умер от пьянства, мать сошла с ума. Он остался сиротой, ночевал под мостами, пока его не приютил у себя Петр Степанович.
«Надо его одеть, обуть, устроить в школу. Парень-то славный, - думал Киров, слушая Анатолия.
– Что бы ему подошло из моих вещей? Сапоги могут подойти - обернет ногу портянкой и будут в самый раз… Гимнастерку можно укоротить… У Георга хорошо бы взять шлем… Все равно не носит, а парню в нем будет тепло… Теперь задача: достать ему пальтишко. Может быть, что-нибудь подходящее найдется на складах?»
– Тебе, Толя, надо учиться. Сколько ты классов кончил?
– Две зимы ходил в школу.
– Этого мало. Надо учиться дальше. Вырастешь, будешь большим - тогда поздно будет наверстывать упущенное.
– А где жить? Как кормиться?
– Устроим тебя в приют. Будешь там жить и учиться.
– Нет, в приют я не пойду, - с каким-то ожесточением проговорил Анатолий.
– Там холодно, клопы, кормят баландой. Я пока поживу у Афонина. Старик хороший. И старуха ничего, только поворчать любит… ну, как все старухи!..
– А мы можем навести порядок в приюте. Это в наших силах.
– Киров искоса посмотрел на Толю и вздохнул.
– А вообще-то жить в приюте несладко. Сам три года жил, знаю приютские порядки.
– Вы жили в приюте?
– Анатолий недоверчиво посмотрел на Кирова.
– Вы это нарочно?.. Подбодрить меня?..
– Нет, зачем же!.. Это правда, Толя… У нас с тобой приблизительно схожие биографии. Я тоже не помню отца: он умер рано, где-то на заработках в Вятке. Плохо помню и мать: она надорвалась на непосильной работе и тоже рано умерла… Но у меня, Толя, была хорошая бабушка. Благодаря ее стараниям я попал в приют, или, как его раньше называли, дом призрения маленьких сирот, учился в приходской школе. Ее же заботами и хлопотами уржумские благодетели отправили меня потом учиться в промышленное училище в Казани. Но бабушка тоже давно умерла. Остались теперь у меня две сестрички…
Киров попытался представить сестер Анну и Лизу взрослыми - с ними он не виделся больше десяти лет - и не мог: они ему все казались такими же, как и в детстве, с короткими косичками, в коротких платьицах, босые…
– А вы, товарищ Киров, откуда родом? Здешний или приезжий?..
– Выходит, что приезжий, Толя… Родился я на севере, далеко от Астрахани, в тихом и сонном купеческом городке Уржуме. Ты, пожалуй, и не слыхал про такой город?..
– Уржум?
– произнес Анатолий.
– Смешное название!