Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
– Пойман?
– Нет, Мироныч. В Астрахани он скрывается под чужим именем и в надежном месте. Ищем его всюду!
– Что американцам надо в Астрахани?
– усмехнувшись, спросил Киров.
– Я думаю, не только паюсная икра. Эти акулы пострашнее англичан, и у них далеко идущие цели…
Киров перелистал список.
– А кто такая эта Сильвия Деляфриз?
– По-моему, гречанка, хотя и выдает себя за француженку. Имеет шляпный магазин. Приехала в Россию из Франции в десятом году. Английская разведчица. До Астрахани в той же роли работала в Берлине. Прелюбопытное создание! При обыске у нее в дровяном складе нашли мешочек бриллиантов, много валюты и коробку цианистого калия.
– Бриллианты и валюта - понятно, а зачем ей цианистый калий?
– Это и меня интересует, Мироныч. Тут, видимо, существует какой-то заговор… То ли по отравлению населения, то ли красноармейских частей… У меня тысячи предположений. И на самом деле: зачем этой мадам Сильвии понадобилось столько цианистого калия? Я допросил наших аптекарей. Они рассказали, что месяц тому назад какие-то типы у них бойко скупали цианистый калий. Немало цианистого калия отпущено по подложным требованиям и из центрального аптечного склада. Тут, видимо, работает целая организация, и хорошо налаженная организация!
– А что говорит гречанка или, кто она там, француженка?
– Молчит. Говорит, что понятия не имеет о цианистом калии. У нее же мы нашли незначительную на первый взгляд бумажку. Там записаны какие-то фамилии. Она говорит, что это ее заказчицы - у нее шляпный магазин. Проверили - оказалось, никаких заказчиц не существует, до шляп ли сейчас модницам?
– усмехнулся Атарбеков.
– Одним словом, все это дело требует самого тщательного изучения.
– Я тоже так думаю, - сказал Киров.
– Гречанку мы пока оставим в покое, до выяснения всего этого дела.
– Он вычеркнул ее фамилию из списка, а протокол допроса отложил в сторону.
– Благоразумно, - сказал Атарбеков.
– Через нее, возможно, мы откроем новый заговор. Конечно, за день или за два многого не узнаешь и не сделаешь. Нужно время и терпение, чтобы разобраться во всех этих делах. В списках фигурируют враги явные, большинство их и не отрицает своего участия в мятеже. Но у нас есть еще и тайные, хорошо маскирующиеся враги…
– Кого ты имеешь в виду конкретно?
– Ну хотя бы командира Железного полка. Он, как тебе известно, должен был отрезать пути отступления мятежников к Цареву, а всех упустил. Поймал каких-то барахольщиков с Татарского базара! А казалось, чего проще: белогвардейцы прижаты к Царевке, лед разбит Щекиным и податься им некуда!.. Или хотя бы взять командира Н-ского полка Ионова. У этого из-под самого носа ушла банда Попова!
– Это тот, в рваной шинели?.. С саркастической улыбкой на лице? А ведь в ночь перед мятежом он был у меня, просил ответственный участок!
– Киров махнул рукой.
– И того и другого мы пока снимем с командования полками. А там будет видно!
Киров один за другим просматривал протоколы допросов больших и малых «рыбных королей», меньшевиков и эсеров, белых офицеров и разведчиков - участников мятежа. Особенно внимательно он читал показания работников Реввоенсовета, а прочтя, швырнул их на стол со словами:
– Ах, мерзавцы, мерзавцы!
– Через княгиню Туманову мятежники получали все копии приказов по Реввоенсовету, - сказал Атарбеков.
– Она же вместе с Евстигнеевым передала им сотню винтовок и много ящиков патронов со складов армии. Сам ее допрашивал. Спрашиваю: «В скольких экземплярах вы печатали приказы по Реввоенсовету?» Отвечает: «В четырех».
– «А надо было?» Отвечает: «В двух».
– «Куда же вы девали остальные две копии?..» Усмехнулась эдак, посмотрела на меня и говорит: «Они шли по особому назначению…» Удивительно открытый и наглый враг!
Киров прикрыл глаза рукой и так с минуту сидел неподвижно. Потом обмакнул перо и на списке арестованных, приговоренных к расстрелу, поставил и свою подпись.
– Список надо обнародовать, опубликовать в «Коммунисте». Пусть народ знает о своих врагах. Да и врагам будет неповадно устраивать новые мятежи!..
– Киров встал у окна.
– В приемной у меня сидят кавалеристы из бригады Кочубея. Они рассказали мне историю разоружения бригады, отъезда Кочубея на Царицын. Поговори с ними и глубоко вникни в это дело, Георг. По-моему, в лице начальника штаба Двенадцатой армии Северина мы имеем еще одного ненаказанного предателя!.. Это бывший полковник царской армии, генштабист. О нем давно ходит плохая слава. Я говорил с Саратовом, там связывались с Царицыном, узнавали про судьбу Кочубея. Его нигде нет! Он либо погиб в степи, либо попал в плен к белым. На днях штаб Двенадцатой армии будет перебазирован, и Северин уедет. Займись, Георг, этим полковником.
– То-то там плачет один из кавалеристов, - задумчиво проговорил Атарбеков.
– Это Иван Завгородный, близкий друг Кочубея. Не может себе простить, что отпустил его в степь. Замечательный человек! Прослышал от кого-то про наши астраханские события, поднял эскадрон и, пользуясь неразберихой в штабе Северина, как нельзя кстати прибыл в Астрахань. Знаешь, что мы поручим эскадрону?
– Знаю! Рыбацкие села!..
– Угадал, Георг!
– Заложив руки в карманы, Киров энергично стал шагать по кабинету.
– Мы пустим эскадрон рейдом по рыбацким селам! Накажем кулаков в Иванчугах, Самосделке, Алексеевке… В Алексеевке, например, кулаки убили всех коммунистов и членов их семей, разграбили и сожгли все их дома… Придадим эскадрону и один из Коммунистических отрядов… Ну и сами рыбаки выставляют отряд. Делегация их сидит в приемной.
– Киров остановился перед Атарбековым.
– Видел их командира? Такого молодого парня?.. Это комсомолец Поляков. Он числился сорок четвертым в списке кулаков. Но во время вчерашней бойни его случайно не оказалось в селе. Так что же сделали, мерзавцы?.. Нашли «выход»! Взамен него заживо утопили в Волге всю его семью, даже грудного ребенка!
– Не может быть!
– вздрогнул Атарбеков.
– Заживо утопили в проруби мать, жену, ребенка, сестру!.. За-жи-во!
– Атарбеков услышал в голосе Кирова металлические нотки.
– Я этой подробности не знал… О звероподобные! О людоеды!
– Атарбеков от гнева даже заскрежетал зубами.
Киров подошел к машинке, наполовину вывернул заложенный в нее лист, пробежал глазами напечатанное, сказал:
– Учти, Георг. Утром газеты выйдут с приказом о ликвидации мятежа.
– Я это учту, Мироныч, - с холодной сдержанностью проговорил Атарбеков, вставая.
Киров вышел вместе с Георгом в приемную, познакомил его с усатым богатырем Завгородным, с его лихими кавалеристами, потом подвел к рыбакам. Командиром оказался тот молодой парень, чьи страдальческие и скорбные глаза так поразили Атарбекова, когда он вошел в приемную. Теперь парень сидел, распахнув полушубок, без шапки. Он был совсем-совсем седой.
Знакомясь с ним, Атарбеков низко склонил голову, чтобы не видеть его глаза. А они печально, сквозь слезы, смотрели на него, словно говорили: «Уж лучше бы они меня убили, не трогали семью… Зачем они это сделали?»