Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
Киров молча помахал ему рукой. Задумчиво продекламировал:
Белеет парус одинокий
Потом сказал Атарбекову:
– Наступают дни частых разлук и встреч. Уезжают наши лучшие ребята. У Рогова тоже опасный рейс.
– Парусник у него хороший, - ответил Атарбеков.
– Команда надежная. Ну и сам Рогов десятерых стоит. Храбрости ему не занимать у других.
– Да-а-а-а, - вздохнул Киров.
– Если бы ему только удалось наладить перевозку бензина!
– Удастся, Мироныч. Не удастся ему - поедут другие. Бензин будет, - успокоил его Атарбеков.
Они сели в машину и поехали берегом.
Много всяких мыслей приходило в голову Кирову в связи с отъездом Лещинского, и немало тревожных за судьбу Оскара.
– Нет, не сразу он пришел к пониманию революции, - задумчиво проговорил Киров.
– У него были и ошибки и заблуждения. Он мне сам рассказывал. Это, конечно, не могло не отразиться на его творчестве. Среди хороших у него много и каких-то бессодержательных стихов. Но он все переборол…
– Да, огненный он человек, - ответил ему Атарбеков, не сводя взгляда с широко залитых половодьем волжских берегов.
Ехали молча. Киров перелистал сборник Блока.
– Правда, удивительный у Блока творческий путь - от «Стихов о Прекрасной Даме» до «Двенадцати»?
– К стыду своему, должен признаться: кроме «Двенадцати» ничего у него не читал. Мы дети другого века!.. С детства меня волновала поэзия Пушкина и Лермонтова, и в особенности - Некрасова…
– Заступник народный и певец народный!.. Да, вряд ли в поэзии, и не только в русской, найдется поэт, равный ему по силе выражения народного горя и веры в народ… Явление необыкновенное… - И, бросив взгляд на лодки под парусами и без парусов, нагруженные ящиками, бочками и другими грузами, на тарахтящие, суетливые моторки, проносящиеся мимо, Киров стал тихо, почти про себя, читать на память созвучные настроению печальные строки из некрасовских стихов о Волге…
Высадив Кирова на стрелке, у здания бывшей биржи, Атарбеков поехал берегом Кутума.
На стрелке белели брезентовые палатки. В них располагались конники Боронина. Рядом тянулись коновязи, за дощатым забором стояли тарантасы и фургоны с сеном.
Киров зашел в палатку Боронина. Тот сидел за столом и разбирал пухлую папку со всякими списками, накладными, квитанциями, готовясь к сдаче своих полномочий командира колонны. Рядом с бумагами на столе лежала карта Астраханского края, вся исчерканная синим и красным карандашами, на которую Боронин нет-нет да и бросал быстрый взгляд.
Боронин приветливо встретил Кирова.
– Ну вот, - сказал он, усадив Сергея Мироновича в плетеное кресло, - смотри, как все это будет выглядеть!
– Он взял со стола карту, расправил ее у себя на коленях, придвинул ближе к Сергею Мироновичу. Насупив мохнатые брови, стал пощипывать свои чумацкие усы.
– Академий я не кончал, в штабных делах ни черта не понимаю, но по опыту, по всяким догадкам могу предвидеть дальнейший ход войны. Армию нашу разгромили, мы отступили, теперь кадет захочет добить нас и овладеть Астраханью. Это понятно каждому. Астрахани, как базе Одиннадцатой армии, может угрожать нападение кадета по трем направлениям. Взгляни сюда! Со стороны Николаевки, где сходятся все грунтовые дороги через калмыцкие степи; по фарватеру Волги, если отвлечь наши морские силы от устья Волги операциями на Каспии; со стороны Гурьева - Джамбая - Красного Яра, где стоят колчаковцы…
Киров молча кивнул головой, ему все это хорошо было известно, - он не одну ночь просидел вместе с Мехоношиным над картой, думая примерно о том же самом, о чем говорил сейчас Иван Макарович Боронин.
– Слушай дальше. Из всех этих трех направлений самое удобное для кадета - калмыцкие степи. У Деникина много конницы. Ты спросишь: «Почему калмыцкие степи?» Во-первых, потому, что основные силы белых находятся на Северном Кавказе, во-вторых, потому, что в калмыцких степях большой простор для маневрирования и действий конницы.
Киров снова молча кивнул головой.
– Раз ты со всем согласен, тогда слушай дальше!..
– Боронин положил свою тяжелую руку на колено Кирова.
– Астрахань надо обезопасить еще на дальних подступах. В степи у нас тоже будут большие возможности для маневрирования. Надо создать «конный щит» где-нибудь у побережья: собрать всю конницу в кулак!
Киров опять кивнул головой, сказал:
– Абсолютно правильно.
– Ничего не понимаю!
– Боронин бросил карту на стол, вскочил и, звеня шпорами и саблей, забегал по палатке.
– Как же правильно, когда в штабе говорят «неправильно», когда противника ожидают не со стороны степи, а от Гурьева - Джамбая - Красного Яра?
– Я знал твой план. В штабе же могли ошибиться!
– сказал Киров, с интересом наблюдая за Борониным, которого он все больше и больше начинал ценить и уважать.
– Мы поправили ошибку штабников. За тем я и зашел к тебе, Иван Макарович, чтобы сказать, что твой план принят, по этому поводу уже есть решение. Ты садись! Мы думаем начать формирование кавалерийской дивизии. И не где-нибудь, а именно в калмыцкой степи, по побережью, в районе Лагани.
Боронин плюхнулся в кресло, ударил кулаком по столу:
– Правильно, именно в Лагани!
– Собрать в один кулак кочубеевцев, таманцев, конников Кочергина, влить туда остатки твоего полка!
– Правильно, Сергей Мироныч!
– Снова Боронин ударил кулаком по столу.
– Ну, а раз правильно, - Киров рассмеялся, - тогда бери, Иван Макарович, на себя командование дивизией и защищай Астрахань!
Боронин замахал руками, стал просить «не шутить над стариком», хотя понял, что обо всем этом Киров говорил вполне серьезно.
Сергей Миронович сообщил ему, что в Лагань уже поехали представители Реввоенсовета, туда же сегодня отправляются первые шаланды с продуктами и сеном.
Боронин снова стал просить оставить его командовать полком, доказывал, что для дивизии ему не хватает грамоты, знаний, академий…
– А почему не назначить на дивизию Ивана Федько? В трудное время командовал нашей армией. Народ его знает и любит. Боевой командир! Говорят, уже поправился от тифа.
– Думали о нем. Но Федько отзывают в Москву. У него новое назначение - воевать будет на Крымском фронте. Там он нужней!
– А Левандовского? Михаила Карловича?
– не отставал Боронин.
– Тоже был командармом. Кадровый военный, штабс-капитан как-никак…