Грозный год - 1919-й. Огни в бухте
Шрифт:
Киров посмотрел на Петрова. Перед ним сидел среднего роста полный, рыжеватенький мужичок в застиранной и сильно выгоревшей домотканой рубахе, в залатанных, когда-то франтоватых голубых брюках, в стоптанных и порыжевших сапогах, давно или никогда не видевших мази и щетки. Это был тот знаменитый прикумский охотник, о котором как-то уже давно, еще до отъезда в Величаевку, рассказал ему Мусенко.
Киров видел Петрова впервые, но казалось, что он знает его давно. Вид у грозного партизанского командира был добродушный и очень располагающий к себе.
– Может быть, послушаем вас, товарищ Петров?
– спросил Киров.
– Да что мне говорить?
– Петров развел руками, которые до этого покойно, по-крестьянски, лежали у него на коленях.
– Комиссар мой все рассказал. Добавить мне нечего. Нам вот только нужна помощь, чтобы чаще повторять такие вылазки. А чтоб легче бить белых, надо убедить народ: Красная Армия жива и час освобождения близок. Вот и все, пожалуй.
– И руки его снова покойно легли на колени.
– Мы вам поможем, - сказал Киров и обратился к третьему партизану, Чепурину: - А что расскажете вы?
– Я из Георгиевских лесов, - поднявшись с места, ответил партизан.
– Лесовик!
– Слышал, слышал!
– Киров оживился.
– Лесовики, а говорят, деникинцам не даете покоя и на открытой местности.
– Бьем их и в лесу, и на поле, это правда!
– не без удовольствия проговорил Чепурин.
– Лесовики - народ боевой. И с камышанами мы дружим, помогаем друг другу. Я вот поехал пообщаться с ними и попал в самую заваруху. Посмотрел, как воюют камышане. Молодцы, ничего не скажешь. После митинга Мусенко и меня захватил в Астрахань, говорит, как раз удобный случай, сделаешь доклад товарищу Кирову. А какой из меня докладчик? Говорить я не умею, товарищ Киров. Вы уж спросите, что надо, я вам отвечу.
– Хорошо, - сказал Киров.
– Кем вы были раньше?
– Был я красноармейцем.
– Как же стали партизаном?
– Я за Советскую власть, товарищ Киров, и никакой другой власти не признаю. А раз так, я должен защищать свою власть. Когда армия уходила на Астрахань, я, как и многие другие, лежал в тифу, в Георгиевске. Пришли беляки. Многих они перестреляли прямо на койках, многих выбросили из окон лазарета. Меня, стервецы, раздели, связали и выставили на мороз. Но нашлись добрые люди, темной ночью подкрались ко мне, перерезали веревки на руках и ногах, дали валеночки и шубенку и говорят: «А теперь тикай, братец!» Хотя и был я еле живой, но дополз до леса… А там меня уже ждали, подобрала лесная братия… Отогрели, накормили, стали лечить… С месяц провалялся в землянке, и выходили! Снова вот могу держать в руках винтовку и бить белых гадов!..
– Значит, лесовик?
– Лесовик!
– хитро сощурившись, ответил партизан.
– Мы как яблочко. Сперва зеленое, потом, глядишь… покраснеет, станет красным!
Киров рассмеялся.
– Много ли в отряде народу?
– спросил Мехоношин, заинтересовавшись рассказом лесовика.
– Поболее, чем у камышан. Леса вокруг Георгиевска полны партизанами. Народ боевой, люто ненавидящий белых. Много у нас и крестьян, иногородних. Убежали из станиц.
– В чем вы нуждаетесь? Чего вам не хватает, чтобы еще лучше бить белых?
– спросил Мехоношин.
– Командиров и комиссаров, товарищи. Оружие у нас есть, патроны добываем при налетах, а вот без командиров и комиссаров трудно, не знаем, как действовать лучше.
– У нас тоже просьба, - от всей бригады!
– обратился к Мехоношину Петров.
– Помогите выбить из Величаевки четвертый Кабардинский полк. Он вошел в село после разгрома гарнизона деникинцев.
– Поможем, привлечем к этому делу наших кавалеристов.
– Киров кивнул в сторону Завгородного.
Иван Завгородный лихо закрутил усы:
– Чую, позвали меня сюда не зря. Будет дело!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В десятом часу вечера Кирову позвонили из порта о прибытии Михаила Рогова…
Сергей Миронович был у себя в кабинете, когда раскрылась дверь и неторопливой, грузной походкой, в брезентовом плаще с откинутым капюшоном, вошел Михаил Рогов. Киров долго и горячо жал ему руку, помог снять плащ, усадил на диван и сам сел рядом в нетерпеливом ожидании новостей, которые привез Рогов. Но Рогов первым делом вытащил из кармана кисет, неторопливо набил трубку, закурил, выпустив облако дыма, и, закинув ногу на ногу, уставился на ковер, словно изучая на нем узоры.
– Ну-ну, рассказывайте!
– потрепал его по колену Киров.
– Как съездили? Как вас приняли? Как дела в Баку?
– С чего же начать?..
– А хотя бы с зажигалки! Она горит у вас светлым пламенем. Сразу видно - заправлена чистым бензином. Это такая здесь редкость! Надеюсь, про ленинский наказ не забыли?
– Бензин привез. Авиационный!
– Много?
– Пока, может быть, хватит. Пятьсот шестьдесят пудов!
– Да что вы!..
– изумился Сергей Миронович.
– Бензин в жестяных банках. Пудовик!.. Очень удобен для транспортировки. Можно хоть завтра отправлять в Москву.
– Рассказывайте, рассказывайте!
– Ничего особенного не было, товарищ Киров. Да и рассказчик я плохой… Значит, как выехали из Астрахани, так прямичком и пришли в Баку!..
– Так-таки прямичком?
– Сергей Миронович подмигнул ему.
– И шторма не было? И белых не встретили?
– Ну, это само собой! Англичане попались навстречу, но приняли нас за рыбаков… Два дня штормило, немного потрепало нашу лодку, пришлось ее ремонтировать в Баку, но в основном обошлось благополучно… В Баку пришли на двенадцатые сутки, рано утром. Остановились за Баиловым мысом. Место пустынное и глухое. Там в карьерах, откуда берут камень для бухтинского мола, закопали оружие, потом сменили место стоянки. Решили переехать поближе к городу, встать в ряд с другими парусниками и моторками, их там пропасть: с рыбой, солью, фруктами…
– Были у товарища Микояна?
– Был, товарищ Киров, в тот же день. Отвел меня к нему «маркировщик» Мухтар. Нашел я его на явке, на Баиловской пристани. Живет Микоян на нелегальной квартире, где укрывается после недавнего побега из тюрьмы. Анастас Иванович много расспрашивал о положении в Астрахани, о российских делах, о вас… Благодарил за оружие и деньги. Просил передать вам, что на присланные миллионы Бакинский комитет приобретет моторные лодки и баркасы - для помощи Астрахани у них создана своя «морская экспедиция» - и на них будут доставлять горючее в низовье Волги…