Грозовой фронт
Шрифт:
«Надоело, ё-моё, отмените букву «ё»!
Будет клево, будет елка, ежик, клен и чертик с челкой.
Ведь ничтожная проблема эта умершая тема!
Сэкономим столько краски, рубаните без опаски!
Отпилите! Чтоб у слов мерзких не было рогов…
Отменили букву «ё», глядь, а так ещё хуё…»
Концовка слегка покоробила, но в целом песенка показалась Сухову правильной. Павел даже прокрутил в памяти одну из строк. «Будет клево, будет елка, ежик, клен и чертик с челкой…» А ведь верно. Ну что без этой буквы будет делать, допустим, лейтенант Кабанов, у которого что ни фраза, то «ё-моё», «ёшкин кот» или «ёпрст». Будет говорить «йо-мойо»? Нет,
Пока Сухов (ежесекундно оглядываясь то на ворота, то на двери) размышлял над ошибками реформирования родного языка (букву «ё» в 1797 году ввел Н. М. Карамзин, а в прошлом веке отменил какой-то придурок), Ольга смешала какой-то серо-буро-малиновый коктейль и торжественно подняла литровую колбу на уровень глаз. Оценив на просвет результат своих трудов, она не слишком музыкально пропела «Гото-о-во!» и наконец вновь обратила внимание на Сухова. В глазах у Ольги уже почти погасли безумные огоньки, но из благостного состояния она пока не вышла. По лицу дамочки Сухов безошибочно определил, что она получила от процесса смешивания неведомых реактивов удовольствие, пограничное с наслаждением, а быть может, и с оргазмом.
— Что готово? — уточнил Сухов. — Что это за бурда?
— Не смей! — вдруг высоко и громко крикнула, почти взвизгнула Ольга. — Не смей так говорить!
— Ты… это… — Сухов окончательно опешил. — Не переживай так. Я не хотел тебя обидеть. Что за… смесь?
— Извини, — Ольга сама поняла, что её занесло. — Это «горилка».
— Да? — Сухов с сомнением взглянул на непривлекательную бурую жидкость в колбе. — Обычно она как-то… прозрачнее.
— Я в шутку её так назвала, — Ольга усмехнулась (слава богу, уже почти как здоровый человек). — Ты извини ещё раз, Паша. Это моя страсть. Когда дорываюсь до реактивов, плохо себя контролирую.
— Ты химиком была?
— Я… нет… но можно сказать и так. Узкий специалист. По процессу окисления.
— Понятно. — Павел понял мало, но сейчас это не имело значения. — И что будем делать с твоей… «горилкой»?
— А вот что, — Ольга аккуратно заткнула колбу пробкой и… швырнула сосуд прямиком в бронированную дверь.
Стеклянная ёмкость, естественно, разбилась, и всё бурое содержимое растеклось по бронированной поверхности двери огромным тёмным пятном.
— Дьявол! — Сухов помотал головой.
— Не забрызгало? — с нотками участия в голосе спросила Ольга.
— Ты… издеваешься?
— Я серьёзно, — ответила спутница. — Если брызнуло на костюм или куда-то ещё, снимай всё немедленно!
— Вроде нет, сухой, а в чём дело?
— Сам посмотри, — Ольга указала на дверь.
Сухов поднял взгляд и… у него отвисла челюсть. На глазах у лейтенанта десятисантиметровая в толщину бронедверь с шипением превращалась в вологодские кружева. С каждой секундой броня становилась всё тоньше и в конце концов истончилась почти до полной прозрачности. Сквозь «ажурную броню» Сухов даже увидел бойцов «СД» по ту сторону. Некоторые из них пока не поняли, что и где шипит, они в недоумении вертели головами, а некоторые уловили, откуда идёт звук, но не могли поверить глазам и тупо пялились на тающую переборку. Наконец кто-то из охранников Апостола сообразил, что дело плохо, схватился за импульсник и только в этот момент Сухов дотумкал, что упускает инициативу.
Павел вскинул трофейную «Мегеру» и нажал на спуск. Выстрел из импульсной «картечницы»
— Чё-ёрный ворон! — перекрывая вопль раненого, пропела Ольга. — Пристрели его, Сухов! Что, у тебя души нет? Мучается человек! Или ты ждешь, когда его насквозь прожжёт?
Павел послушно бросил разряженную «Мегеру», перехватил «Шторм» и одиночным в голову прекратил мучения обожжённого адской смесью человека.
— Ну, ты даёшь, — негромко проронил Сухов, осторожно заглядывая в просвет двери.
— Иди, не бойся, всё высохло, «горилка» больше не действует, — подбодрила его Ольга. — А я не даю, я просто знаю и люблю это дело.
— Процесс окисления? — Сухов искоса взглянул на Ольгу.
— Особенно бурного! — Ольга на пальцах изобразила нечто похожее на костёр.
— Точно, чокнутая, — Сухов вздохнул. — Но теперь я хотя бы знаю твой главный пунктик. Это утешает.
— Ой, Сухов, ты надоел! Ты кто, психиатр? Что ты мне всё диагнозы ставишь?!
— Я не психиатр, но ты конченая психопатка и пироманка, это ясно и без консультации у специалиста.
— Я не пироманка, я пока ничего не подожгла! — Ольга закусила губу и сцепила пальцы.
— Потому, что борешься с собой. Но твоя страсть всё равно находит лазейки. Если не огонь, то «горилка». Не обманывай себя, Оля.
— Тёлку свою будешь Олей называть, сынок! — дамочка побагровела от злости.
Ей не шло, но Сухову она всё равно нравилась. Даже вот такой: пунцовой от ярости, чокнутой и кусачей. Любовь слепа, как говорится. Хотя… какая, к чёрту, любовь?! Нравится, это ещё не любовь. Мало ли кто нравится! Мэрилин Монро, например. Так ведь она почти сто лет, как почила в бозе. Ну, и что делать? Всю жизнь беззаветно любить виртуальный образ и хранить ему верность? Нет, это не вариант. В смысле — Ольга. Да и Мэрилин Монро тоже, светлая ей память. Так что с любовью лучше подождать, не разбрасываться такими словами направо и налево. Нравится, это да, это верно. И точка.
Сухов осмотрелся и медленно, держа оружие наготове, двинулся к небольшой бронированной конторке в дальнем левом углу просторной «зоны А».
Как вчера сказал Апостол, никто не обещал, что будет легко. Так и вышло, но с одним уточнением — теперь нелегко пришлось Сухову, а не Апостолу. Укрывшийся за конторкой противник открыл огонь из «Страйка». В отличие от Апостола, Сухов укрыться нигде не мог. Кроме массивного бетонного блока, метр на два по горизонтали и метр в высоту, который «украшал» центр помещения, никаких укрытий в просторном бункере не нашлось. Сухов успел толкнуть Ольгу в плечо, и спутница упала за бетонным постаментом. Самому же лейтенанту пришлось падать, перекатываться, вскакивать на ноги, прыгать в сторону, снова падать, подниматься и, «качая маятник», двигаться к бронированной конторке. Зачем? Да чтобы очутиться на расстоянии удара, когда у Апостола закончатся патроны и он начнёт менять магазин. Дело секундное, но именно на такую паузу Сухов и рассчитывал. У него к Апостолу тоже имелось всего-то секундное дело: Сухов собирался перемахнуть через конторку и врезать врагу по шее, чтобы вырубить его на пару минут.