Грозовые Птицы
Шрифт:
К тому же, похоже, меня всё-таки щадили. Среди жертв в основном были взрослые мужчины. Чаще всего военные, в форме. Странно, правда? Почему мучения и убийства мужчин воспринимаются легче, чем женщин или детей? Риторический вопрос. Я-то понимаю, почему. И в какой-то степени был благодарен «врачам» за то, что не показывали мне то, против чего поставить ментальный «барьер» было бы гораздо сложнее.
Но всё неприятное рано или поздно заканчивается. Экран погас. Снова загорелся яркий свет. Откуда-то вошёл второй «доктор», с распечаткой в руке.
— Уже? — спросил мой сопровождающий.
— Да, — кивнул «доктор», — расшифровка
— А1? — сопровождающий удивлённо поднял брови, — совершенно уверены?
— Да, — кивнул «доктор», — никаких сомнений. Можете отправлять его на учёбу.
Один из «врачей» склонился надо мной и разомкнул удерживающие кольца. Я выпрямился, рефлекторно растирая запястья. Врач снял маску, посмотрел на меня сочувственно, после чего сказал:
— Можете считать это началом обучения. Большинство новорожденных получают эту информацию дозированно. Сначала теорию. Потом, по мере роста боевых навыков и подготовке к передовой — больше и больше реальных материалов. Вам пришлось всё это освоить сходу. Теперь вы знаете, кто наш враг. И почему ни в коем случае нельзя попадаться в плен. До того, как вы дойдёте до этого момента в вашей программе, скажу — то, что вы видели, это далеко не самое страшное. Этого достаточно для теста, но и только. То, что делают с пленными — неизмеримо хуже. Процент тех, кто возвращается к нам, всё ниже. Большинство уверенно перерождаются на их стороне.
— Спасибо, — кивнул я, одеваясь, — но, если честно, мне пока не очень всё понятно… какую реакцию вы ждали на то, что показывали?
— Если бы ты был диверсантом, ты бы не смог скрыть того, что тебе это нравится, — серьёзно ответил один из «докторов», — твоя же реакция — отвращение.
— Это нормально, — кивнул мой сопровождающий, после чего подошёл и протянул руку, — я, кстати, Дмитрий. У нас принято без званий.
— Серёга, — ответил я, отвечая на рукопожатие.
— Что ж, Серёга, — ухмыльнулся Дмитрий, — рад. Не скрою. А1! Кто бы мог подумать!
— Что такое А1? — спросил я.
— Категория обучения, — ответил сопровождающий, — новорожденные сортируются по потенциалу, который определяют или командиры на месте, или спецы — вроде тех, которые работают тут. Большинство приходит в этот мир с В3 или Г1. Таких большинство в массовых рождениях, от пяти до ста человек. Но с нюансами, конечно — их тоже приходится просеивать, среди массовиков попадаются интересные экземпляры. Я, кстати, один из них. Нас было тридцать братьев. А ты родился один. Такие, как правило, имеют большой потенциал. Чаще всего — как снайперы. Реже — как разведчики или диверсанты. То, что относится к категории А2.
— А моя категория? — спросил я, — А1? Кто мы?
— А вот это надо выяснять дальше. Штучный товар. Или лазутчики экстра-класса, или стратеги. То, чего нам сильно не хватает. В любом случае, тебе нужно будет после обучения дорасти, начать раскрывать свой потенциал. Это невозможно без участия в реальных операциях. Как ты понимаешь, разведывательных и диверсионных, в тылу врага. Так что ты с ним познакомишься очень близко. Поэтому знай с самого начала, — он ткнул пальцем в погасший монитор, — что они такое, и почему нельзя ни в коем случае попадать в плен.
В этот момент я вспомнил про заряд взрывчатки, который каптенармус назвал «вакидзаси». Что ж. Теперь, по крайней мере, понятно его практическое предназначение. Определённо, такой конец лучше того, что мне только что демонстрировали.
Дмитрий забрал распечатку у специалиста. Внимательно прочитал текст. Потом кивнул и сказал:
— Что ж. Придётся двигаться сегодня. А то меня начальство сожрёт, если я тебя не доставлю немедленно.
— Куда двигаться? — осторожно спросил я.
— Как куда? — осклабился Дмитрий, — в столицу сектора, конечно. Кадетка такого уровня есть только там. Я, кстати, буду твоим куратором весь первый уровень.
— Куратором так куратором, — я пожал плечами и вслед за Дмитрием вышел из кабинета.
Глава 11
Иногда по ночам мне снилось, что я не пошёл к выходу из пещеры; что развернулся и, восстанавливая путь по памяти, двинулся обратно, наверх, к замку. Конечно, в реальности этого просто не могло быть: человек не в состоянии отказаться от выхода на поверхность после долгого блуждания в подземелье, особенно когда не видит в этом особых рисков. Но всё равно — после таких снов пробуждение было особенно тяжёлым.
Я понимал, что там, наверху, тоже была ловушка, только ледяная — но всё равно тосковал. Новая Земля, даже внутри Аномалии, была совсем как привычный мир. Совершенно не похожий на то безумное место, где я оказался.
Люди приходили в этот мир уже взрослыми. Они обладали всеми необходимыми социальными навыками, включая знание языка. Причём язык в разных местностях этого мира был разным. Новорожденные, как правило, появлялись там, где их могли понять. Несмотря на наличие разных языков, тут не было понятия этнической или национальной принадлежности. Возможно, потому, что разобщение было куда более прямым и значимым: здешнее человечество делилось всего на две части. Я интуитивно понимал, по какому именно признаку это разделение происходит; именно на него меня тестировали в первые дни после «рождения». Но самостоятельно сформулировать его точное определение вряд ли смог бы. По крайней мере так же хорошо, как это сделал инструктор по Общей доктрине. Он сказал, что «люди отличаются направлением эмпатии, умением чувствовать и сопереживать состояние другого человека». Люди моей стороны, наблюдая за страданиями другого человека, испытывали дискомфорт. А те, с кем мы воевали — удовольствие. Вот и вся разница.
Мужчин тут было значительно больше, чем женщин. Соотношение один к десяти, как минимум. Но, учитывая способ появления людей на свет, традиционных семей тут не было, да и быть не могло. Как и детей. Так что дисбаланс этот не играл существенной роли в общественной жизни.
Интересно, что животные в этом мире жили и размножались вполне нормально — точно так же, как и у нас. Я узнал это довольно быстро, побывав на ферме, где проходил недельную трудовую вахту. И никого такое положение вещей не удивляло. Учёные считали, что человек — сложный продукт самоорганизации материи, возникающий в точках интерференции информационных эманаций биосферы. Религии же отдавали предпочтение креационизму. Да, тут было несколько конфессий, но разбираться в доктринальных нюансах у меня не было никакого желания. К счастью, религиоведение не относилось к обязательным предметам программы.