Грустная дама червей
Шрифт:
Чем больше Карина слушала ее нехитрый искренний рассказ, тем больше узнавала себя и свою историю.
Леля любила Олега до умопомрачения, до потери над собой всякой власти. Любила так, что боялась. Боялась всего: не угодить, надоесть, показаться глупой. Но больше всего она боялась стать ненужной.
«А ведь они женаты законным браком. — с горечью подумала Карина. — Стало быть, и меня бы не спасло замужество. Есть сила, которая не поддастся ни штампам в паспорте, ни другим условностям. Она властвует над нами и вышвыривает,
Все, что Карина не понимали, будучи совсем юной и безнадежно влюбленной, теперь представлялось ей ясным и очевидным.
«Бедная девочка, — пожалела она про себя Лелю, — ведь она не ведает, как когда-то не ведала я: нельзя быть виноватым в том. что тебя не любят так, как любишь ты. Как нельзя быть виноватым и в том, что не любишь так, как любят тебя».
Карина вздохнула. Леля осеклась на полуслове и вопросительно поглядела на свою утешительницу.
— Я невыносимая! — сказала она с отчаянием. — Впервые увидела человека, приперлась к нему в дом почти ночью и рот не могу закрыть. Ужасная я?
— Нет, — засмеялась Карина. — ничего ты не ужасная. Все у вас будет хорошо. Милые бранятся — только тешатся.
— Это не про нас, — тихо возразила Леля, насупившись.
— Ну почему? — неуверенно произнесла Карина. — И про вас тоже.
— Потому что мы не милые, — упрямо сказала Леля. — То есть я не милая.
— Скажешь тоже! Зачем же он женился на тебе, если ты ему не милая? Его что, заставлял кто-то?
— Не знаю, — вздохнула Леля. — Вот честное слово, все время спрашиваю себя — зачем. И не знаю. Я думаю… — она замялась, — думаю, запутался он во мне. Вроде как в тряпье, понимаешь? Тряпье ненужное под ногами лежало, он и завяз. И трудно распутаться. И лень.
— Что ты такое говоришь! — Карина содрогнулась. И тут же вспомнила, как кричала на нее мать: «Тряпка! Тряпка половая! Тебя на швабру надевать и лужи подтирать!»
— Так нельзя! — уверенно сказала она и зажгла газ под мелевшим остыть чайником. — Надо себя уважать.
— Надо. — согласилась Леля. — Но я не могу И не хочу.
Тут грянул звонок, от которого они обе вздрогнули.
— Это он, — громким шепотом сказала Леля и, протянув руку, нетерпеливо защелкала пальцами. — Господи, какая же я, наверное, жуткая! Скорее, ну скорее же. — Она требовательно помахала ладонью в воздухе.
— Что? — не поняла Карина.
— Дай мне что-нибудь, быстрее, хоть пудру — истерично выкрикнула Леля. — Я же не могу в таком виде!
— Чокнутая! — пробормотала Карина, у которой невольно затряслись руки от Лелиных окриков, и подсунула ей свою косметичку.
Леля тут же раскрыла сумочку глаза ее жадно загорелись. она что-то приговаривала себе под нос. Карина пожала плечами и пошла открывать.
«Какая же она дура. — говорила она себе по пути, — и я такая же была. Я так же красилась, когда он в дверь звонил».
Она
Перед ней на пороге стоял… Степан. Та же высокая, статная фигура, то же сухощавое, с впалыми щеками лицо, те же пепельного цвета волосы и холодные, серо-стальные глаза. Но главное — он нисколько не изменился, будто остался в том же возрасте, что и тогда, когда Карина видела его в последний раз. Даже наоборот, помолодел.
Но этого же не может быть! Ведь прошло целых семь лет.
Карина зажмурилась на мгновенье, потом осторожно открыла глаза.
Нет, человек, стоявший в дверях, не был все же точной копией Степана. Теперь, спустя несколько секунд, Карина увидела отличия: немного другая прическа, более тонкий нос, уже кисти рук, чуть полнее губы. Но все это было именно «чуть», незначительным. непринципиальным. Он мог бы быть младшим братом Степана. Но Карина знала, что у Степана нет братьев.
Гость посмотрел на нее пристально и с некоторым недоумением, затем коротко спросил:
— Простите, у вас нету Лели, моей жены?
И только тут Карина наконец поняла, что это и есть тот самый Олег, про которого она почти час слушала Лелин вдохновенный рассказ. Лелин муж. И ее новый сосед.
«Фантастика, — подумала Карина. — Может быть, это просто оборотень?»
Двойник Степана ждал ответа, спокойно и довольно бесцеремонно разглядывая Карину Под его взглядом та почувствовала, что заливается жарким румянцем. С трудом справившись с собой, она сказала:
— Леля у меня. А вы, как я понимаю, Олег. Она рассказала мне о вас. Проходите, она на кухне.
— Спасибо, — сухо ответил Олег, — но сейчас я очень занят. Вы мне, пожалуйста, позовите ее сюда.
«Нахал!» — подумала Карина.
Тот, другой, тоже был нахалом, никогда не затруднял себя излишней вежливостью, чем приводил в шок щепетильную Каринину маму.
— Леля, — крикнула Карина в направлении кухни.
Но Леля уже стояла в коридоре. Глаза ее и губы, распухшие от слез, были ярко накрашены, покрасневший нос припудрен, но Лелино лицо почему-то казалось еще более жалким, чем несколько минут назад.
— Я иду, Олежка, уже иду. — И голос ее изменился, стал более певучим и нежным, чем тот. которым она только что разговаривала.
Леля бочком прошла мимо Карины по узкому коридорчику, подошла к мужу, прижалась, спрятала лицо у него на груди.
Карина, почувствовав себя лишней в этой трогательной сцене примирения, неловко переступила с ноги на ногу и посмотрела на Олега. На его лице отразилась досада. Он осторожно отстранит от себя Лелю и пробормотал:
— Ну все, все, ладно. Неудобно. Леля. Пойдем, мы мешаем людям отдыхать.
— Вовсе нет, — вежливо возразила Карина. — Мы подружились с вашей женой. А из людей здесь я одна. Так что… приходите еще, когда будете посвободнее.