Грязь на девятой могиле
Шрифт:
– Я любил ее много веков, - проговорил он, - и буду любить, пока не погаснут звезды.
– Ну и ладно, - сказала я и прижалась к его груди. – Ничего другого ты и не должен был говорить.
На секунду он застыл, осознав, что я на самом деле все знаю. Что память ко мне вернулась. В нем вспыхнуло такое облегчение, что я чуть не растаяла. Чувства переполняли Рейеса, но внешне он, как всегда, ничем себя не выдал.
– С возвращением, - тихо сказал он и вытер покатившуюся по моей щеке слезинку.
Я подняла
А потом вспомнила разговор, который у нас состоялся пару дней назад.
– Ты серьезно думал, что узнав свое неземное имя, я уйду? Что забуду о тебе?
– Ты так и сделала. Ушла и забыла обо мне.
– Но это же совсем другое дело!
– А больно было не меньше.
С этим я поспорить не могла. Рейес обнял меня и так крепко сжал, будто от объятия зависела его жизнь.
– Ты должна рассказать мне все, что с тобой произошло, - сказал он где-то у моего уха.
– Только если мы сможем вернуться домой.
Рейес отпустил меня и улыбнулся:
– Как прикажете, мэм.
В кухне появилась Куки, и, похоже, ей одной было глубоко наплевать на то, что у нас тут с мужем особый момент.
– Где тебя носило? – с порога гаркнула она. – И почему ты выглядишь так, будто по тебе проехал чертов бульдозер?
Отлепившись наконец от Рейеса, я повернулась к подруге. Та уперла кулаки в бока и сверлила меня гневным взглядом. И взгляд был очень даже настоящий, а не какой-нибудь липовый и хиленький.
– Похоже, я познакомилась с твой подругой Чарли.
– Ты… что? Когда?
– Когда сегодня утром смотрела в зеркало.
Сначала ее пришибло шоком. Потом на его место пришло удивление. Дальше появились сомнения. За ними – надежда. И наконец – тревога. Итого, перед нами пронеслись все пять стадий Куки.
А потом она открыла рот и тихо-тихо прошептала, словно боялась дать волю своим надеждам:
– Чарли?
Я кивнула.
Издав восторженный крик, Куки бросилась ко мне.
Вот примерно так и прошло все утро.
– А знаешь, - сказал Ош, который тоже не преминул заскочить в кафе, - ты могла бы пометить для меня хоть парочку людишек. Я тут конкретно изголодался. Помнишь того урода, который охотился на ребенка Эрин? Я бы на нем несколько месяцев протянул. Но нет же! Ты швырнула его в ад! И что с ним там сделают? Бросят гореть живьем. И никому никакой пользы. Это я просто так говорю, к твоему сведению.
В отличие от Оша, Гаррет моему возвращению радовался чуточку больше. Он стиснул меня в долгих теплых объятиях, пока Рейес не начал рычать. В том, что касалось Йена и остальных трупов, они придерживались строгого правила «молчать и ни о чем не спрашивать». Меня это целиком и полностью устраивало.
Когда пришел мистер Пи, я добавила в объятия чуточку экзорцизма. Мне так и не удалось выяснить, почему демон
– Дело не в доброте душевной, - сказал мистер Пи. – Хелен была замечательным ребенком.
Само собой, она сидела рядом с ним и не на шутку удивилась:
– Он меня знал?
– Она была одной из дочерей моего лучшего друга. Мне никогда не нравилось, как он к ней относился. Думаю, на улице она оказалась именно из-за отца.
– Так и есть, - пролепетала Хелен и, переполненная благодарностью, прижала к груди руку.
– Я всегда думал, что она заслуживает второго шанса.
– Но сыну ее вы точно помогаете по доброте душевной.
– Может быть, отчасти. А еще из любви к ее матери. Хорошая была женщина. Жаль, что рано умерла. Побудь она с Хелен подольше…
– Вот видишь? – Хелен прижалась к мистеру Пи и положила голову ему на плечо. – Говорила же, он самый лучший на свете!
Дикси позвала на нашу смену другую команду официантов, и только сегодня я узнала, что все это время Рейес оплачивал им внеплановый отпуск.
– Он сказал мне, что рано или поздно ты все вспомнишь, а до поры, до времени тебе понадобится работа. Вот он и приплачивал им, чтобы они не лишились места, пока ты не придешь в себя.
Святой ежик! Я буду дико скучать по этой женщине!
– Не знаю, что и сказать, Дикси. Ты так много для меня сделала…
– Чушь собачья! – отмахнулась начальница и крепко меня обняла.
Мы остались в кафе, ели хуэвос ранчерос и болтали обо всем на свете. Мне очень хотелось попрощаться с Льюисом, но я сомневалась, что он придет. Впрочем, Фрэнси с Эрин справлялись и без него. Обе горевали, но Фрэнси казалась какой-то другой. То, что произошло с Шайлой, потрясло ее до глубины души.
Эрин нарисовала маленький рисунок и, отозвав меня в сторонку, подарила его мне. На рисунке был Рейес, и Эрин удалось запечатлеть его с потрясающей точностью. Объятия с ней были одними из самых долгих за весь день.
Льюис все-таки нашел в себе силы прийти. Вид у него был измученный и безутешный. Так бывает, когда глаза краснеют и опухают, а сердце разбивается. Я рассказала ему, что все вспомнила, и, несмотря на горе, он был искренне за меня рад.
– Мне нужно кое-что тебе передать, - начала я. – Шайла сказала мне, что лучшие дни в своей жизни провела с тобой. Она любила тебя всем сердцем и хотела, чтобы ты знал, какой ты замечательный человек.
Льюис опустил голову, и его плечи несколько секунд тряслись, пока он не взял себя в руки. Я обняла его, и он расплакался мне в волосы. Я и не думала возражать, потому что тоже ревела ему в шею.