Грязь на снегу
Шрифт:
— Тебе не тяжело?
Рука у него затекла, но он ни за что на свете не признался бы в этом.
Кромер тоже не поймет. Уже не понимает.
В глубине души он трусит, хотя и скрывает это. Боится всего, хотя бояться нечего. Его сбивает с толку Франк.
Как только тот сунул в карман зеленую карточку и они вышли из военной полиции, Кромер полюбопытствовал:
— Что ты с ней собираешься делать?
Франк не отказал себе в изощренном удовольствии бросить:
— Ничего.
Кромер ему не верит.
— Ты в самом деле ее не тронул?
— Не больше, чем нужно, чтобы убедиться: она девушка.
— И тебя это не волнует? — Кромер изобразил на лице улыбку и, подмигнув, добавил:
— Молодой ты еще!
Ему было так не по себе, что Франк всю вторую половину воскресенья сомневался, придет ли его приятель.
Кромер загорелся. Всю ночь, ворочаясь на постели, наверняка думал о Мицци. Но он способен в последнюю минуту сдрейфить, напиться у Леонарда или где-нибудь еще и не прийти на свидание.
— Почему ты не сказал ей правду?
— Потому что она не согласилась бы.
— Она влюблена в тебя? Ты это хочешь сказать?
— Возможно.
— А что будет, когда она догадается?
— Думаю, будет слишком поздно.
В сущности, они все робеют перед Франком: этот пойдет до конца.
— А если нагрянет папаша?
— Он не имеет права бросить трамвай во время рейса.
Трамваи ходят и по воскресеньям.
— А если соседи?..
Франк предпочитает умолчать о г-не Виммере: старик, похоже, что-то пронюхал и может счесть своим долгом вмешаться.
— По воскресеньям соседей нет дома, — уверенно объявляет Франк. — В случае чего суну свою карточку. Это заставит их заткнуться.
В целом расчет правилен. Но встречаются идиоты, которые садятся за меньшее, например за удовольствие бросить при товарищах бранное слово вслед проходящим солдатам. Почти всегда это люди типа г-на Виммера.
Хольсту старикан еще ничего не сказал. Может быть, находит, что сам достаточно ловок, чтобы оградить Мицци, и не хочет понапрасну беспокоить ее отца. А может, надеется, что у нее хватит ума не наделать глупостей. Все старики такие. Даже те, что когда-то сами ухитрялись стряпать детей до свадьбы, забывают об этом.
Минна снова вздыхает. Окончательно стемнело. Франк услужливо зажигает ей лампу, задергивает занавеси, в последний раз меняет воду в грелке.
Он предпочел бы, чтобы Минны в квартире не было: без свидетелей всегда лучше. Впрочем, это еще вопрос.
Возможно, желательней, чтобы кто-нибудь все знал, особенно тот, кто ничего не разболтает.
— Она придет?
Франк не отвечает. Заднюю комнату он выбрал прежде всего потому, что дверь оттуда ведет прямо в коридор.
Кроме того, в нее можно попасть из кухни.
— Она придет, Франк?
А вот уж это вульгарно. При Лотте Минна называет его «господин Франк». Теперь, когда они остались наедине, она фамильярничает, и это так раздражает его, что он огрызается:
— Не твое дело.
Лицо у Минны такое, словно она сейчас попросит прощения, но она не удерживается и почти тут же спрашивает:
— Она в первый раз?
Еще не хватало! Нет уж, без нюней, пожалуйста! Франк не выносит в девках этой жалости к тем, кому предстоит то, через что они сами уже прошли. Того гляди, Минна начнет его уговаривать не обижать Мицци.
К счастью, в дверь звонит Кромер. Все-таки явился!
Даже на десять минут раньше, и это досадно: Франк не расположен к разговорам. Кромер прямо из ванны: кожа розовая, блестит, и благоухает он, как шлюха.
— Ты один?
— Нет.
— С матерью?
— Нет, — отзывается Франк и нарочито громко добавляет:
— С девушкой, которую малость покалечил один садист.
Еще немного, и Кромер пойдет на попятный, но Франк позаботился закрыть входную дверь на ключ.
— Входи. Снимай шубу и не робей.
Он с презрением замечает, что Кромер не курит обычную сигару, а сосет желудочную пастилку, — Что будешь пить?
Кромер опасается, как бы спиртное не умалило его мужской силы.
— Идем на кухню. Ждать будешь там. Кухня у нас — святая святых.
Франк зубоскалит, словно пьяный, но стопка, которой он чокается с Кромером, — первая за весь день. К счастью, его приятель об этом не подозревает, иначе совсем перепугался бы.
— Так вот, все произойдет, как я тебе сказал.
— А если она включит свет?
— Ты часто видел, чтобы девушки зажигали свет в подобных обстоятельствах?
— Но вдруг она заговорит, а я не отвечу?
— Не заговорит, — отрезал Франк.
Даже эти десять минут тянутся слишком долго. Он следит за их бегом по циферблату будильника над плитой.
— Запоминай дорогу — пойдешь-то ведь в темноте.
Иди сюда. Видишь, где кровать? Сразу за дверью бери вправо.
— Понятно.
Франк вынужден выпить еще стопку, не то он сам скиснет. А скисать никак нельзя. Он все рассчитал с детской дотошностью, и все должно идти как часы.
Это невозможно объяснить, растолковать — нечего и пытаться. Но ему обязательно нужно, чтобы его затея осуществилась, иначе он не обретет покоя.
— Запомнил?
— Да.
— Сразу за дверью вправо.
— Да.
— Гашу.
— А сам где ты будешь?
— Здесь.
— Слово, что не сбежишь?
И подумать только, что дней десять назад он смотрел на Кромера как на старшего, более сильного — короче, как на мужчину, а себя считал чуть ли не мальчишкой!
— Чего ты из мухи слона делаешь? — презрительно цедит он, чтобы подогреть решимость в Кромере.