Грязь. Motley crue. Признание наиболее печально известной мировой рок-группы
Шрифт:
“Я ходил в школу с этим парнем”, - сказал я ему. “Девчонки обожают его”.
Я дал Винсу свой номер телефона на их выступлении, но он мне так и не позвонил. После того, как мы уволили O’Дина, я заскочил к Винсу домой, оставил ему плёнку с демо-записью и пригласил его к нам на прослушивание. Мы ждали в течение нескольких недель, что Винс позвонит или приедет, но он так и не появился. Наконец, я не выдержал и позвонил ему сам.
“Я пытался тебя достать”, - сказал Винс. “Я случайно постирал свои джинсы с твоим номером телефона в кармане и никак не мог тебе перезвонить”.
“Слушай”, - сказал я ему. “Это твой последний шанс, чувак. Ты должен оценить эту группу, в которой я играю. Материал,
“Хорошо”, - сказал Винс. “Моя группа кинула меня прошлой ночью, и я сейчас на грани ухода. Вот, что я скажу: я подъеду в субботу. Где вы будете?”
Суббота выдалась хорошим днем: солнца не было, и с моря дул прохладный бриз. Я пил шнапс, Никки глушил «Джек Дэниелс», а Мик потягивали свой «Кайлуа» [18] снаружи репетиционной студии «IRS» в Бёрбанк, когда Винс подкатил на «280Z» с этой девочкой, которую мы тут же прозвали Лави (Lovey — Милочка), потому что она была блондинка, богатая и самодовольная, как Лави Хауэлл из телешоу «Gilligans Island».
18
Кайлуа «Kahlua» — мексиканский кофейный ликёр
Она вышла из автомобиля и посмотрела на нас так, словно она была его менеджером. “Так, я должна посмотреть на этого гитариста, действительно ли он так хорош, если собирается играть с тобой, малыш”, - проворковала она, тут же начав выводить нас из себя. Винс стоял там, словно маленький ребенок, наполовину нахальный, наполовину смущённый, с платиновыми белокурыми волосами, взрывающимися из его головы подобно фейерверку. Никки дал ему слова, и он начал петь. Он немного врал на верхах, но он поражал своими правильными акцентами и оставался в тональности. И вдруг начало происходить что-то невообразимое: его писклявый высокий голос объединился с крысиным сбивчивым басом Никки, охреневающей гитарой Мика и моими, слишком насыщенными и возбужденными, ударными. И это звучало так, как надо, несмотря на все подпевки Лави, которая продолжала жаловаться, что эти песни не подходят для Винса.
Никки тут же начал переписывать свои песни под голос Винса, и первым результатом стала “Live Wire”. Мы стали «Motley Crue» в один момент. В тот самый момент, разрази меня гром. Мы создали одну из наших классических песен за пять минут при первом же джеме с Винсом. Я не мог в это поверить. «Missing Persons» репетировали по соседству, и мы так завелись, что для прикола, схватили замок, висящий снаружи их двери, и заперли их в студии. Я не знаю, как они выбрались оттуда, если они вообще сделали это когда-либо.
.
Глава 3. Винс
«О роковом решении, достойном вечного упоминания, и об отчаянном спасении от тюрьмы»
Я действительно был весь в белом. Я носил белые атласные штаны с белыми пушистыми гетрами, ботинки «Capezio», цепи вокруг талии и белую футболку, которую я разрезал спереди и сшил половинки шнуровкой. Я красил свои волосы в такой белый цвет, какой только было возможно получить, и начёсывал их до такой степени, что это добавляло добрых полфута (15 см) к моему росту. Я пел с «Rock Candy» в «Старвуде» и не хотел от жизни ничего лучшего.
Затем, на одном из наших шоу появился Томми и попытался все испортить. Я не видел его целый год с тех пор, как я покинул школу. Он носил яркие кожаные штаны, тонкие каблуки, черные крашеные волосы и ленту вокруг шеи. Фактически, он только начинал выглядеть
“Блин!” — воскликнул я. “Что ты с собой сделал?”
“Я теперь играю в группе, чувак, — сказал он, — вон с теми парнями”. Он показал рукой на двух других черноволосых рокеров в углу. Я узнал одного из них, это был сумасшедший, пропитанный наркотой, неудачник-басист из «Лондон»; другой был старше и выглядел очень серьёзно. Этот тип не был из тех, кто приходит в «Старвуд», чтобы оттянуться. Из угла старший парень осматривал меня сверху донизу, словно я был куском говядины.
“Я рассказал им про тебя, брат”, - сказал Томми. “Они видели тебя сегодня, и они в восторге. Я знаю, что ты сейчас играешь в группе, чувак, но всё же приходи поджемовать с нами. У нас офигенный материал”.
Томми попросил меня прийти на прослушивание с его группой в следующий уик-энд. Я был счастлив в «Rock Candy», но, так или иначе, я согласился, чтобы не обидеть его. Он действительно выручил меня, когда я сбежал из дома, учась в средней школе. Он разрешил мне спать в своём фургоне. А после того, как его родители обнаружили бездомного пацана, живущего в их машине, со всей его одеждой, упакованной в чемодан «Henry Weinhard», они позволили мне спать на полу в спальне Томми, пока я не нашел себе новое жильё.
В то время я работал электриком на строительстве «Макдоналдса» в Болдуин Парк. Чтобы удержаться на работе, я начал встречаться с дочерью босса, Лиа (Leah), высокой, не особо привлекательный бисексуальной блондинкой, которая путём сложного умственного заключения пришла к выводу, что она похожа на актрису Рэнэ Руссо. Она показывала людям фотографии Рэнэ Руссо и говорила им, что это она, чему я практически поверил. Лиа (позже, кто-то из группы переименовала её в Лави), была неприлично богатой наркоманкой, она купила мне мои первые кожаные штаны за пятьсот долларов, чтобы я мог одевать их для выхода на сцену. Я начал жить с нею и водить ее «280Z». Она же сводила меня с ума. И я прилепился к ней не только из-за денег, автомобиля, дома и работы, но ещё и потому, что она научила меня внутривенно вводить кокаин, и я был практически завербован ею. Мы сидели на полу в ее ванной и кололи его друг другу, в то время как ее родители ели или спали внизу в холле.
Однажды утром, после четырехдневной бессонной вечеринки, мое тело начало складываться пополам. Было 7 утра, и я должен был отправляться на работу. Меня рвало всю дорогу, я ничего не мог с этим поделать. На работе я начал слышать голоса, видеть людей, которых в действительности не существовало, и фактически беседовать с ними. Каждые несколько минут или около того, воображаемая собака пробегала мимо меня, и я оглядывался ей вслед, пытаясь выяснить, куда она побежала.
Той ночью я пришел домой с работы и проспал в течение почти двадцати часов. Я проснулся абсолютно никакой, и едва начал смотреть более-менее прямо, как ко мне заскочил Томми. У него была плёнка с песнями для меня, чтобы я мог выучить тексты. Я слушал их и пытался удержаться то от рвоты, то от смеха. Не было ни одной причины, по которой я должен был играть с этой хромой группой, если её вообще можно было назвать группой. У них даже не было названия.
Так что я продинамил их репетицию, а когда Томми позвонил, чтобы выяснить что случилось, объяснил, что я случайно постирал джинсы, в которых лежала бумажка с его номером телефона. И он мне поверил. Я даже никогда не стирал свою одежду, я никогда не носил джинсы и, кроме того, я точно знал, где живёт Томми. Я, возможно, заглянул бы к нему, если бы хотел поговорить с ним. Несколько дней спустя я услышал, что они нашли вокалиста, и я был рад за них. Это подразумевало, что я больше не должен буду скрываться от Томми, когда увижу его на улице.