Грязная жизнь
Шрифт:
— Да, это то самое место.
Причудливый таунхаус в пригороде скромен и похож на любой другой таунхаус в этом квартале. В визуальном плане это привлекает очень мало внимания. Если бы кто-то проходил мимо этого дома, он бы даже не взглянул на него дважды, это был просто дом. Он скромный, неприметный и предназначен именно для этой цели.
Однако то, что происходит внутри… это уже совсем другой разговор.
Наркотики упаковываются и продаются, пока мы ждем. Также продаются тела девушек в возрасте от шестнадцати до двадцати лет. Потому что, как однажды сказал мне Эгон Барис, владелец этого дома и лидер
Большинство этих девушек доставляются в контейнерных грузах из Восточной Европы, в основном из Польши, Украины и Румынии. Более симпатичным обещают, что они могут получить работу танцовщицами в популярных ночных клубах США, в то время как простым девушкам говорят, что они будут работать в самых лучших заведениях быстрого питания, которые может предложить эта страна.
Эгон не любит давать наркотики своим девочкам, потому что: во-первых, он буквально кончает на то, как девушки сжимаются от страха от понимания, что происходит, когда мужчина входит в ее комнату, и, во-вторых, он не любит трату своего продукта. Вот так все просто.
В подвале есть скрытое, незаконно приобретенное военное оружие, в том числе от офицеров полиции, бывших и настоящих. Часть оружия принадлежит российским вооруженным силам, но оно было украдено каким-то военным невысокого звания, который даже не ожидал, что сможет пережить хищение оружия, но все получилось, и когда пришел нужный момент, Эгон заплатил ему бешеные бабки за эти стволы.
Для Эгона это просто копейки.
Эгон Барис — известный психопат. Что еще хуже, он точно является параноидальным психопатом. Это, вероятно, означает, что как только этот грузовик появится в поле его зрения, он начнет паниковать и будет делать это крайне экстремальным образом.
Откуда я знаю это?
Да потому что так бы поступил я, поэтому знаю.
Через квартал, когда грузовик приостанавливается опять на обочине дороги, я предупреждаю Итана:
— Он собирается использовать все свои пушки, ты это понимаешь, верно? — Я делаю паузу, чтобы позволить этому укорениться в его мозгу, затем говорю достаточно громко, чтобы восемь других человек в грузовике услышали меня:
— Сначала нужно обезвредить мужиков, но не недооценивайте женщин. Они могут выглядеть кроткими и красивыми, но они албанки. Этих сук учат владеть оружием с того момента, как они становятся достаточно взрослыми, чтобы носить его, и, поверьте мне, они даже глазом не моргнут и подстрелят наши гребаные задницы. Если кто-нибудь достанет пистолет, вам всем лучше поверить, что он, черт возьми, использует его по назначению, а нам нужно его незамедлительно пристрелить. — Я смотрю на мужчин с серьезным выражением лица, но они совершенно не слушают меня. Долбанные придурки. — Нужно валить всех без разбору.
Блэк не спешит реагировать на мои слова, но все же нехотя добавляет:
— Валим всех, кроме Бариса. Мы хотим, чтобы Эгон Барис был жив. Если будет необходимо, стреляйте, избегая жизненно важных органов. — Я бросаю на него взгляд, который говорит, что он сумасшедший, если думает, что Эгон сдастся без боя и позволит подстрелить себя.
Раздается хор из «Да, сэр», и через минуту по рации Блэк подтверждает, что второй грузовик стоит на месте, обогнув заднюю часть дома, они готовы двинуться по сигналу Итана.
В одежде, которая на мне надета, чувствуется ограничение при движениях, хотя она удобная. Мне кажется, что это все в моей голове. Черная одежда хорошо подходит для таких операций, но толстый материал черной рубашки с длинными рукавами тяжело ощущается на моей коже. Черт, я привык носить шелк, а не тяжелый хлопок. Под бронежилетом душно. Я опускаю черное защитное стекло на черном шлеме, как все остальные, затем поднимаю маску, которая закрывает нижнюю часть лица, повинуясь указу Итана. Единственное, что я сохраню, это черные ботинки со стальным носком…
У Блэка в руках три вида оружия: пистолет-пулемет MP5 и два пистолета сорок пятого калибра, которые находятся с двух сторон у его бедра.
А у меня?
Я опускаю взгляд на дубинку, и мне кажется, что они хотят, чтобы меня тоже убили.
Да и ладно, пошел он в задницу.
Это случится быстро, быстрее, чем я смогу даже подумать о чем-то или понять, что произошло.
Грузовик вновь заводится и медленно плетется вперед, набирая скорость, а затем останавливаясь перед домом Эгона Бариса, который буквально построен на наркотиках, секс трафике и прочем дерьме.
Мужчины спешно выбегают из грузовика, обтянутые красивой униформой, поднимаются по ступенькам, а я следую позади, далеко позади. Если кого-то застрелят, запомните мои слова, это будет чувак с пушкой, а не я. Несмотря на то, что они не объявляют о своем присутствии, как только дверь разбита — благодаря тяжелому пластиковому бревну, используемому в качестве тарана, — отовсюду слышатся крики, выкрики на албанском разносятся по всему дому, а также звуки грохочущих шагов людей Эгона, которые стараются изо всех сил отразить нападение и проникновение дальше в дом.
Выстрелы начинают сыпаться, как град, как только люди черной униформе поднимаются наверх. Потрясенные крики девушек перекрывают звуки выстрелов, их мольбы о своей жизни на ломаном английском слышатся отовсюду, и мне хочется разбить голову каждому, кто поверит в эти мольбы.
— На пол! Руки вверх!
— Опусти гребанное оружие!
— Где Барис? Отвечай! — Звучит тяжелый стук, сопровождаемый долгим, мучительным стоном. — Где Эгон Барис?
— Если ты не подчинишься, я пристрелю тебя. Вы понимаете меня?
— Все хорошо, мисс. Я не собираюсь делать вам больно.
— На пол, я сказал, опуститься на пол!
Если бы я был здесь один, исполняя свою работу, они бы никогда не услышали, как я подбираюсь к ним. Последнее, что они увидели бы, это дуло моего пистолета между их глаз, только БАМ! И прощай жизнь.
По-моему, это было бы милостью. Умереть быстро и четко. Нет мелькающей жизни перед их глазами, нет мучений, нет ничего, просто темнота и все.
В один момент ты жив и весел, в другой — тебя поглощает тьма.