Грюндерфилд
Шрифт:
И нетерпеливое, яростное:
– Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-о-у-у!..
Да, Филипп не выдержал, остановился. Продолжая сжимать в руке стамеску, тыльной стороной ладони вытер испарину на лбу. Потом развернулся и пошел обратно. В Грюндерфилд.
Шел, оборачиваясь, остерегаясь, что кто-то может броситься ему на спину. И удивляясь. С каждым шагом становилось все светлее
Когда Филипп увидел дома поселка, никакой ветерок уже не беспокоил ни кусты, ни пыль на дороге. И солнце по-прежнему стояло в зените.
Снова спрятав стамеску в чемоданчик, Филипп быстро прошел через Грюндерфилд. В этот раз он не смотрел ни на дома, ни на сараи. Он и думать не хотел о том, смотрит ли на него кто-нибудь из обитателей поселка. Стремился как можно быстрее покинуть это место и вернуться на станцию, в гостиничку, броситься там на кровать и зажать руками уши, в которых по-прежнему звучал невыносимый визг-вой.
Он не сразу понял, что это ему не кажется, что он это слышит. Да, пока проходил через Грюндерфилд, было светло и тихо. Но как только Филипп оставил поселок за спиной, то снова стемнело и нечто снова догнало его, затянуло жуткую песню:
– Дж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-о-у-у!.. Дз-з-з-з-з-з-з-з-з-о-у-у!..
Теперь впереди до самой станции не было крутых поворотов. Но Филипп увидел другое – ветер свернулся в клубок смерча и, вращая траву, камни, величиной с голову, спокойно стоял точно посредине дороги, преграждая ему путь к станции.
Филиппа вынуждали свернуть в поле. Войти в глубокую по грудь пшеницу. Но там он окажется не один. Кто-то или что-то, перемещаясь в пшенице, раздвигало стебли и колосья. Сразу в нескольких местах. И именно из этих мест доносился жуткий визг-вой.
Смерч качнулся и как будто сделал шаг навстречу Филиппу. Потом стал заходить слева. Но передумал и перешел на правую сторону дороги. И еще приблизился. И то, что было в пшенице, также стало ближе и громче.
Филипп бросился обратно в Грюндерфилд. Он ожидал, что через несколько
Он бежал по дороге, наступая то на островки травы, то на лужи. Филипп чувствовал, что становится мокрым. Бег не согревал. Филиппа била холодная дрожь.
Вбежав в поселок, он, не разбирая, кинулся к одному их домов. Дверь была заперта. Филипп постучал. Еще. Еще. Еще. И еще.
Никто не откликнулся, не отозвался. Никто не открыл, не впустил внутрь.
Тогда Филипп бросился к другому виднеющемуся в темноте силуэту. Это оказался не дом. Какой-то большой сарай. Незапертые ворота.
Филипп вошел внутрь. Там было сухо. Под ногами мягко. Уставший Филипп медленно опустился на эту мягкость. Ощупав ее, понял, что сидит на сене.
Дрожа, но не снимая с себя мокрую одежду, зарылся поглубже в мягкое, сухое, теплое. И потихоньку стал согреваться, согреваться, согреваться…
Пахло домом. Где-то мычала корова. Совсем рядом кудахтала курица. Филипп улыбнулся и вздохнул. Нужно было вставать, завтракать, собираться и идти в школу. Или на работу?
Задавшись этим вопросом, он беспокойно открыл глаза и тут же закрыл снова. В них ударил луч солнца. Ослепил.
Тогда Филипп немного повернул голову и попробовал открыть глаза еще раз. И снова вздохнул. На него сверху смотрел не белый потолок родительского дома, и не слоновый подволок каюты. Серая дощатая крыша. Это через дыру в ней пробивался солнечный луч и падал теперь куда-то на шею.
Филипп лежал в сене. В высохшей за ночь на теле одежде. Без башмаков, которые стояли у приоткрытых ворот. И это было странно. Он вроде бы и не стягивал вчера с себя мокрую обувь. От усталости заснул, в чем был. Вчера.
Конец ознакомительного фрагмента.