«Гудлайф», или Идеальное похищение
Шрифт:
Глаза Малкольма перебегали от зеркала заднего вида к боковому, когда он задом въезжал на подъездную дорожку к дому. Тео и Коллин сегодня утром умчались, как из пушки, еще до восьми. Сын и правда все силы вкладывает в эту сделку с яхт-клубом. Малкольм теперь видел, что Тео душой прикипел к предпринимательству. Накануне вечером отец и сын взломали барьер недопонимания, десять лет стоявший между ними. С плеч Малкольма наконец-то свалился тяжкий груз.
Он остановился на ступеньках заднего крыльца — перевести дыхание, и — черт бы побрал эти ступеньки — они с каждым днем проседают все больше. Скорей всего косоуры прогнили,
— Привет, дедуль! — сказала из кухни Тиффани. — Que pasa?[43]
Дэйзи залаяла и принялась кружить у его ног. Дот отхлебнула горячей воды из чашки и перевернула страницу газеты, которую читала.
Тиффани с удивлением рассматривала пять катушек клейкой ленты, которые Малкольм бросил на стол. Она уставилась на него с усмешечкой, так похожей на усмешку Тео.
— Собираешься открыть магазин клейкой ленты? — спросила она.
— Можешь смеяться, сколько душе угодно, — ответил Малкольм. — По той цене, что я заплатил, надо бы целых десять катушек купить. Конечно, я чувствую, что вроде как всаживаю нож в спину старому Фулсому, когда в дисконтную скобяную лавку хожу, да только, по правде говоря, цены у него всегда были высокие. До самого конца.
— Может, тебе что-нибудь приготовить? — спросила Дот.
— Люди говорят, они скучают по старому деловому центру, и, должен сказать, я тоже — время от времени. Я, бывало, брал твоего отца к себе в патрульную машину и вез его к Салмонсону, в «Рексолл», угостить кока-колой с мороженым. Однако времена меняются. Пассаж для людей удобнее. И дисконтные магазины. И масштабы, в каких это все делается. Более того, людям нужна стоянка для машин, особенно когда они стареют.
— Ох, да ладно тебе, папа, — сказала Дот. — Ты Тиффани скоро совсем усыпишь.
— А я люблю дедулины рассказы.
— Ладно, все это не важно, — откликнулся Малкольм. — У меня есть кое-что поинтереснее…
Он открыл холодильник. На полке в дверце, рядом с баночками «Эншуэ», которые Дот держала там, хотя он ни разу не выпил ни одной, стояла банка с огурцами в укропном маринаде. Малкольм схватил эту банку и, когда дверца холодильника уже закрывалась, обратил внимание, что двух баночек «Эншуэ» на полке не хватает.
Он поставил огурцы на стойку.
— Вот увидишь, — сказал он Тиффани и открыл дверь в подвал. На лестничной площадке, в корзине для мусора, предназначенного для повторного использования, лежали бутылки из-под вчерашнего пива, несколько разных банок и коробок, но не было баночек из-под «Эншуэ». Он подумал — может, это Тиффани выпила, а еще он подумал, что лучше об этом вообще не упоминать.
Стоя на площадке, Малкольм вдруг почувствовал, что не может вздохнуть, вроде как ему надо горстями хватать сопротивляющийся воздух. Дэйзи обнюхивала его башмаки, а он почувствовал, что сейчас покатится вниз по ступеням. Он ухватился за дверную раму, другой рукой нащупывая ингалятор.
Тут рядом с ним оказалась Тиффани, ее ладонь двигалась вверх-вниз по его спине. Дот старалась незаметно пододвинуться к телефону. Малкольм избегал встретиться с ней взглядом, ведь ни он, ни сама она не желали признать реальность — Дот всегда была готова вызвать машину «скорой помощи». Дэйзи заскулила.
— Лежать! — Малкольм попытался прикрикнуть на собаку,
— Тебе что-то нужно из подвала? — спросила Тиффани. — Давай я принесу.
— Под лестницей, — ответил он. — На полке… — он сделал вдох поглубже, насколько мог, — с краской. — Ему снова пришлось сделать паузу. — Там несколько испорченных удлинителей. — Сейчас все пройдет, он почувствует себя лучше. — Принеси белый. — Дыхание к нему уже вернулось.
Тиффани легко, словно птичка, слетела вниз по лестнице. Малкольм откашлялся.
— Ничего, — сказал он, и Дот опустилась в кресло. Она провела двумя сжатыми пальцами по сложенному газетному листу, у газеты получился длинный острый край.
— Этот? — Тиффани вернулась и вручила ему провод с разбитой штепсельной розеткой.
— Так, вы, девочки, никуда отсюда не уходите, — распорядился Малкольм. — Не возражаешь, если я твоей комнатой воспользуюсь, а, Тиффани?
— Mi casa, tu casa,[44] красавчик.
Мысль показать им этот трюк пришла ему в голову после слов Тиффани о монетке, вынутой из острого соуса «Тако-Белл». Это был один из трюков, которые он когда-то показывал Тео, и Тео всегда проявлял к нему большой интерес. В кабинете, который теперь стал комнатой Тиффани, Малкольм уселся в свое мягкое кресло, карманным ножом отрезал от удлинителя разбитую штепсельную розетку и принялся счищать изоляцию с проводков — надо было очистить несколько дюймов.
Койка, на которой спала Тиффани, была не застелена — парочка плюшевых зверюшек, куча простыней и старое армейское одеяло Малкольма. В этой девочке столько жизни, что ей времени не хватает остановиться и застелить постель. Ее одежки были сложены в ящики из-под молока, белье — в двух выдвижных ящиках, которые Малкольм освободил для нее под стеклянными дверцами своего шкафа с оружием. А школьные работы Тиффани были разложены на полу. Нельзя, чтобы девочка-старшеклассница так жила. Черт бы побрал такую жизнь! Тео не обеспечивает свою семью.
До тех пор, пока Тео не ушел из «Петрохима», его жизнь была в полном порядке. Коллин — по-настоящему красивая девушка, и хорошая к тому же, исключая, что иногда — храни ее Бог! — снобизма у нее хватает. Малкольм когда еще первым сказал, что Тео повезло — такую девушку себе отхватил. В «Петрохиме» у Тео была большая зарплата, больше, чем сам Малкольм когда бы то ни было получал. У них был свой дом, два надежных автомобиля, и денег с лихвой хватало на лыжные каникулы и поездки на отдых во Флориду.
У Тео — двое потрясающих детей. Если не считать нескольких проблем во время службы в полиции и пенсии по нетрудоспособности, Тео тогда все-таки многого добился. Если бы только Малкольму удалось дожить до того времени, когда Тео завершит это дело с яхт-клубом, он мог бы покинуть этот мир без волнений.
Коллекция оружия — тоже одна из тем, которую надо обсудить с Тео. Он может ее сохранить для себя, это будет материальное напоминание о прошлом, когда Тео сам станет стариком. Некоторые экземпляры по-настоящему ценные. Например, револьвер «Аллен энд Уилок» тридцать шестого калибра, с фигурной мушкой из нейзильбера, ему больше ста лет. Старинная винтовка «Харперс-Ферри Ю-Эс» — очень красивая, на ней орел с распростертыми крыльями выгравирован. Она, к сожалению, была переделана под капсюльный механизм. Это снизило ее ценность.