Гудвин
Шрифт:
Белый 'луноход' с синими полосками как раз подкатывал к толпе когда учительница литературы встала в конец очереди. С невероятным усилием люди забились в салон и автобус отчалил с характерным звоном.
Через час Рукосуева спрыгнула со ступени 'ЛуАЗа' на конечной, расправляя платье, и перешла через дорогу. Напротив автостанции, на первом этаже панельного дома, располагалась сберкасса номер два. Её зелёные двери с длинными хромированными ручками приветливо блестели в лучах не такого уже тёплого сентябрьского солнца. Выражение лица Елизаветы Михайловны
Но внутри обстановка отражала всё, что угодно, кроме опасности. Характерная для шести утра очередь тянулась от единственного работающего окна, в котором молодая женщина, слюнявя пальцы, отсчитывала чьи-то сбережения. Те бабушки, что могли стоять, переминались с ноги на ногу. Остальные сидели на трамвайного вида стульях у стены.
Очередь Елизаветы Михайловны подошла примерно через час. Она достала из сумки картонную папку с надписью 'Дело', перевязанную жгутом, и, повозившись с узлом под скучающий взгляд кассирши, выудила оттуда кипу бумаг. Кассирша нехотя взяла документы и, полистав их несколько секунд, выдохнула с удивлением.
– Тань!
– крикнула она вглубь помещения у себя за спиной.
– Подь сюды!
На её зов приковыляла хромоногая, прилично выглядящая женщина, чьи волосы тронула седина. Кассирша протянула ей бумаги и через мгновение послышалось неуверенное 'Ой'.
– Пойдёмте, - кивнула женщина учительнице в направление соседнего, не работающего окна.
Там они разложили все листки на стойку и склонились над ними вместе. Таня достала откуда-то счёты и гоняла деревянные кружочки туда-сюда. В конце концов она озвучила себе под нос.
– Пятьдесят тысяч рублей.
– и грузно плюхнулась на стул.
– Всё верно, - согласилась Елизавета Михайловна, выпрямившись.
– Вот эт-то да!
– Таня выпятила челюсть.
– Премии у вас там, что-ли такие?
Учительница усмехнулась.
– Как же. Первая субсидия за тридцать лет.
– она подняла глаза к потолку.
– Три новых класса построим. И футбольное поле.
– Ну, хорошо, - кивнула Таня.
– Сейчас соберём.
Спустя час она вместе с заведующей отделения под жадные взгляды очереди отсчитывала портреты вождя мирового пролетариата, складывая их в аккуратные стопки. От пачек ломилась стойка и поэтому их стали укладывать в специально принесённую сумку. Когда последняя банкнота уместилась и Елизавета Михайловна расписалась в трёх бумагах, Таня с трудом передала ей ношу.
– А чего же вы с водителем не приехали?
– поинтересовалась она.
– К нам за такими деньгами только с водителем приезжали.
– Заболел, - индифферентно пожала плечами учительница.
– Ничего, я справлюсь.
На счастье Елизаветы Михайловны, пятьсот девятый ждал её на том же самом месте. Под непрекращающийся звон мотора она домчала до пыльной остановки на площади Аксентиса и пустилась в Ближневехи.
Она прошла мимо пестрящего гербами
Учительница прошла сквозь невысокую ограду, увернулась от бегавших туда-сюда младшеклассников и вошла через высоченные двери. На втором этаже её ждала дверь с чёрной табличкой, на которой золотистыми буквами значилось пугающее слово 'Учительская'. Не стуча, она распахнула дверь и буквально ввалилась в помещение.
Два человека, сидевших у стола, вздрогнули. Грузная учительница географии схватилась за сердце и заохала, трудовик Александр Семёнович Черненко провёл рукавом по лбу.
– Что, постучать нельзя?
– зашикала географичка.
– Нервы ни к чёрту!
– Тихо вы!
– отрезала Елизавета Михайловна и щёлкнула замком двери.
Черненко включил стоявшую на комоде цветную 'Чайку'. Монотонный диктор программы 'Вести' рассказывал о принятом верховным советом республики Казахстан суверенитете. Втроём учителя склонились над открытой сумкой, светившей рыжими банкнотами.
– Ужас какой, - произнесла Клавдия Семёновна, прикрыв рот ладонью.
– Что делать будем?
– сухо поинтересовалась Елизавета Михайловна.
– Поделим!
– нервно воскликнула географичка.
– Поровну.
Они высыпали деньги на стол и принялись считать пухлые пачки. Клавдия Семёновна отсчитала по пятнадцать тысяч каждому. Посередине стола осталось три пачки, формировавших пять тысяч рублей.
– А это как поделить?
– поинтересовался Черненко, будучи слабым в математике.
– Не будем мы это делить, - внушительно сказала учительница географии.
– Это -
Ларисе.
– Ларисе?!
– воскликнули оба её подельника в унисон и тут же замолкли.
– Да, - нервно кивнула Клавдия Семёновна.
– Вы знаете, что Верка в милицию ходила
на нас жаловаться?
Елизавета Михайловна охнула. Александр Семёнович свёл брови.
– Пьяная ходила, написала на нас заявление. Расхищаем, мол, социалистическую собственность.
– Да кому до этого дело?
– проворчал Черненко.
– Вот ей дело и есть, - географичка снова нервно дёрнула головой.
– Подслушала где-
то, поди.
Они помолчали мгновение, рассматривая цветные банкноты.
– А Лариса тут при чём?
– спросила Елизавета Михайловна.
– А при том, - объяснила её тучная собеседница.
– Что Верке завтра у Ларисы
назначено. Подозрение на ангину. Я сама у Ларисы узнала.
– Нуи?
– Ну и то, что она потребует от Верки лечь в стационар. Поколет немного седативами. А потом переведёт в психиатрическое отделение.
И она многозначительно кивнула на оставшуюся пачку денег.
– А вдруг её кто хватится?
– засомневалась учительница литературы.