Гуляла смерть в фате венчальной (сборник)
Шрифт:
— «Поругают»… — сокрушенно вздохнув, Гуров рассмеялся. — А вам знаком такой человек — Коконин Константин Виленович?
Как бы даже воспрянув духом, шоумен охотно сообщил о том, что с означенным адвокатом он пересекался несколько раз, но еще больше о нем наслышан. Причем мнения разных людей оказывались диаметрально противоположными. Если одни считали Коконина талантливым юристом и отзывчивым человеком, то другие воспринимали его как самодовольную бездарность, к тому же весьма нечистоплотного свойства.
— …Как-то он вел дело одного инвалида, машину которого стукнул
— А вы не в курсе, за что Джулия Золотилова так не любит Коконина? — снова спросил Лев, поняв, что его собеседник человек достаточно информированный.
— Лев Иванович, знаю об этом на уровне сплетни. Хотя, мне думается, немалая доля правды в этом есть. Кстати, мне об этом рассказал Гордей. А сам он узнал об этом лично от Коконина, когда они еще общались. Год назад Гордей тоже прекратил всякие отношения с Кокониным после того, как тот кинул его, сознательно проиграв дело о спорной квартире…
По словам Марфинского, неприязнь Джулии к адвокату объяснялась очень просто — когда ей было всего двенадцать, Коконин ее совратил. Как личный юрист Золотилова дома у Валентина он бывал очень часто. В ту пору Валентин был одинок после смерти жены, которая погибла в авиакатастрофе. Как-то Коконин приехал к нему домой, но Золотилова не застал, хотя вроде бы о встрече они договорились заранее.
Дома находились лишь Джулия и ее нянька. В ту пору, еще пять лет назад, Золотиловы жили в самом Дремино, занимая средней величины двухэтажный коттедж. Подпоив няньку и, возможно, чего-то ей подсыпав, Коконин, судя по всему, имея немалый опыт завзятого педофила, сумел заморочить девчушке голову и уговорил вступить с ним в связь. Потом недели две адвокат у Золотиловых не появлялся, а когда убедился в том, что Джулия никому ничего не рассказала, рискнул приехать снова. Лишь войдя в дом и взглянув на девочку, он понял: она его ненавидит и теперь будет ненавидеть всегда. Поэтому в дальнейшем он старался держаться от Джулии подальше — а вдруг ненароком сболтнет?! Реакция Золотилова на случившееся могла оказаться весьма и весьма жесткой.
Закончив свое повествование, Марфинский неожиданно спросил:
— Лев Иванович, а вот мне за ту записку сколько могут дать?
— Пока — нисколько… — думая о чем-то своем, флегматично ответил Гуров. — Давайте подпишу ваш пропуск. Все, вы свободны…
Несказанно обрадованный шоумен, изысканно попрощавшись, скрылся за дверью, а Лев продолжал размышлять о странностях и гнусностях жизни. Теперь ему были понятны причины и в определенной мере маниакальной озабоченности Джулии, и одновременно ее внутренней
«Ну и скотина же, оказывается, этот Коконин! — мысленно определил он. — Законченная мразь. В общем, так… Даже если он к убийству Лещева отношения и не имеет, сесть он должен все равно, в любом случае. Надо поднять все нераскрытые дела по фактам педофилии и проверить его на причастность. Скорее всего, где-то что-то да вылезет…»
Привлекать в качестве потерпевшей Джулию он счел не вполне корректным. Сейчас у нее и без того трудный период. А тут, чего доброго, запросто может произойти утечка информации — из той же прокуратуры, например, и тогда она окажется в центре не очень здорового внимания со стороны желтопрессников и высшего света. Зачем это нужно?
…Ровно в три в кабинете Гурова, источая слащавую многозначительную улыбочку, появился суховатый гражданин лет сорока пяти. И хотя в его неопределенного цвета глазах временами мелькало нешуточное беспокойство, держаться он старался эдаким петушком-бодрячком.
Лев, сделав вид, что не замечает протянутой ему руки, молча указал на стул и, положив перед собой бланк протокола, чрезвычайно сухо уведомил:
— Ставлю вас в известность, что вы вызваны на допрос в качестве подозреваемого в убийстве гражданина Лещева. Итак, ваша фамилия, имя отчество!
Улыбочка Коконина моментально угасла, сменившись гримасой растерянности и недоумения. На его лице словно было написано: «Как же так?! Мы же ведь, по сути, почти коллеги. Не по-товарищески это, не по-товарищески!..»
Однако Гуров проигнорировал все эти эмоционально-мимические закидоны и все тем же подчеркнуто строгим, жестким тоном повторил свои вопросы. Адвокат, как видно, впервые оказавшись в роли подозреваемого, лишь через несколько минут вспомнил о правовых нормах проведения допросов. Поспешно промокнув взмокший лоб платком, он с нотками фальцета громко объявил:
— Отвечать на любые ваши вопросы буду только в присутствии моего адвоката! Я имею право на один звонок и желаю позвонить моему коллеге и другу Никите Шульканову.
Лев сразу же вспомнил известного столичного адвоката, пусть и не столь известного, как харизматично-распиаренный Бугва, но тоже относящегося к десятку самых прожженных и высокооплачиваемых.
— Звоните… — невозмутимо ответил Гуров, указав на городской телефон.
Однако Коконин с видом оскорбленной добродетели картинно достал из кармана свой смартфон и, набрав чей-то номер, быстро заговорил вполголоса, словно это могло помешать Льву услышать сказанное им:
— Никита! Никита, это я. Слушай, давай быстро в главк угрозыска — меня вызвали на допрос по совершенно вздорному обвинению… Ну, якобы это я убил родственника Золотилова на его свадьбе… Да! Я в кабинете полковника Гурова… А, знаешь его! Отлично. В общем, жду!..
Вопреки предположениям Гурова Шульканов у него появился всего минут через десять. Долговязый, крупноносый, с большими навыкате глазами, он торжественно занял место за столом Стаса, и допрос был продолжен. На вопрос Льва о личных взаимоотношениях Коконина с Лещевым тот пренебрежительно фыркнул.