Гуру и зомби
Шрифт:
В большой Вериной студии тоже некуда поставить лежбище, да и не может она лишить себя возможности писать, когда хочется. Ночью, рано утром, весь день напролет…
Еще одна комната под завязку забита ее картинами.
Гостиная и столовая – смежные, без двери. Там есть что-то наподобие дивана, состоящего из трех больших пуфов на колесиках. На нем спать неудобно – разъезжаются. Герка там ночевал, когда приезжал один. Вдвоем – не поместиться.
О хозяйской спальне и речи нет.
В кухне, пусть очень просторной, цивилизованные люди не ночуют.
Так
Не очередная ли депрессия надвигается? – испугалась Вера.
Из сына не удалось ничего вытянуть, тогда попробовала разговорить сноху. За день до отъезда позвала ее с собой в огромный «Карштадт». Подходящий универмаг для подарков. Ехать не надо, от дома пешком пять минут.
Ради сына совершала Вера этот подвиг. Мало того, что она терпеть не могла любой шопинг, так еще пришлось у Густава попросить денег на покупки: у нее самой даже кошелька нет. И того, что туда кладут, тоже. Небольшие суммы от редких продаж ее картин целиком уходят на холсты-краски-кисточки-подрамники… Затратное это искусство – живопись… И хотя Густав всегда дает, не морщась даже в душе, просить неприятно. И в Москву без практической надобности именно поэтому она не ездит, даже если и хотелось бы. Очень хотелось бы…
Только ради сына причиняет Вера себе неудобство.
К концу мероприятия она совсем не устала. Дело в том, что невестка (злое «сноха» уже и мысленно не хотелось использовать) моментально нашла отличную голубую рубашку для Геры. Хлопок стопроцентный, уценена в два раза, и размер точно знает… А на женском этаже она ловко откопала на заваленном прилавке два карминных пуловера из чистого кашемира всего по десять евро. И Веру заставила примерить.
В повадке молодой женщины не было противной бабской ушлости, в глазах – алчности. Детскость – да, была, когда она смотрела на себя и на Веру в одинаковых обновках. Обеим они личили. Радость и красный отсвет от кофты так подрумянили Софины щеки, что Вере захотелось ее написать. И она, как Матюшин в Гуро, увидела в невестке умиротворяющую ясность.
Управились за полчаса, деньги потратили не все, и Вера повела гостью в кафе. Съесть любимое и той и другой мороженое.
Вообще-то Вера не была гурманкой. Лишних проблем не хотела, поэтому старалась есть меньше и только то, от чего не толстеют. Не то чтобы обманывала себя… Как многие, отсылала на задворки сознания неудобные инстинкты, не вкладывающиеся в схему «правильного» поведения. Обедняя, обесцвечивая свою жизнь… Но когда посторонний в то время Густав вдруг произнес, сильно напрягаясь, коверкая, но понятно русское слово «мороженое», она поняла, что немец ее любит. Давно, давно это было…
Добравшись до середины своей шоколадной пирамиды,
– Я не от него знаю…
Вера напрягается. Неужели следит за мужем?
За Геркой – слежка?
– Нет, я не шпионю, – правильно поняв материнское беспокойство, поспешила успокоить Софа. И, нисколько не суетясь и не оправдываясь, продолжила: – Позвонили, когда его дома не было. Голос какой-то странный. Мужской или женский, непонятно. Я, как всегда, спросила, что передать. «Если… еще… хоть раз… появится в их сраной академии, то пусть пеняет на себя».
Софа старалась скопировать шантажиста так сосредоточенно и так неумело, что Вера даже улыбнулась. Какая милая все-таки девочка, подумала она.
А Гера тогда буркнул, ерунда, мол, это все меня не касается.
У Веры отлегло от сердца. Хотела успокоиться, вот и поверила на слово. Забыла, сколько раз сын уверял ее, что у него все в порядке, а в этот же день звонил Алексей с подробными описаниями разных выходок их общего ребенка. Как будто она из Германии могла что-то сделать… После каждого такого разговора – бессонные ночи, работа стопорится… Стыдясь, проклиная себя, начинала бегать от телефона.
Ладно, у Герки ничего не стряслось, но его работа – это же Нестор… У него проблемы? Впрямую не спросишь…
И не понадобилось задавать никаких наводящих вопросов. Софа положила на блюдце ложку с длинным черенком и ладонями обхватила бока холодного бокала. Остужала свою тревогу.
– Он молчит, а мне все страшнее… Я по нескольку раз в день стала заходить на сайт «Несторианцы». Как-то забыла устранить следы своего вторжения. Герка прямо рассвирепел. Поднял работающий экран над головой и бросил бы на пол, но шнур-то короткий, не дал размахнуться. Я схватила компьютер с другой стороны и начала вопить: «Прости! Прости! Больше не буду!»
– Тише! – шепнула Вера, протянула руку и положила свою теплую ладонь на Софину ледышку. – Счет, пожалуйста, – по-русски попросила она подошедшего официанта, но тут же опомнилась и повторила просьбу по-немецки.
А Софа продолжала, чуть притушив звонкость:
– Но я дождалась! Кто-то вывесил описание обыска в их офисе. Это Капитолина им всем мстит. Она, больше некому, написала анонимку в налоговую. Мол, у Нестора тайный счет в австрийском банке. Изъяли все бумаги и твердый диск из компьютера. Там-то все в порядке. Но на видном месте лежал серый ежедневник с логотипом «Кредитанштальт»…
Тут официант, уже получивший деньги, потянулся к Софиному бокалу. Она почти автоматически схватилась за стекляшку, придвинула к себе, подхватила ложку и стала торопливо, но совсем не жадно доедать коричневую лужицу. Бокал был узкий, ложка, поднимаясь со дна, наклонялась, и в рот почти ничего не попадало. Тогда Софа взяла и просто выпила растаявшее мороженое. Не украдкой, а открыто. Видно, что бережливая. Не привыкла бросать еду.
В дверях Вера обняла невестку за узкие, худые плечики. Прижала к себе.