Гусариум (сборник)
Шрифт:
– Ты не поняла! Я говорила про сделку! Сделку, а не капитуляцию! Подумай сама: что устроило бы Наполеона взамен Франции?
– Что? Ты думаешь?.. – Русалка казалась ошарашенной.
– Вот именно! Россия! Он возьмет себе Россию! А это значит – ни войн, ни революций, ни восстаний. По крайней мере, тех, что были у нас. Вместе с ним в страну переедет множество французов, начнет развиваться промышленность, культура. Всё станет другим, – Катя мечтательно улыбнулась. – А мне понравилось придумывать другую историю. Это как компьютерная игра.
– Игра? Я думала, ты хочешь не только придумать, но и переделать!
– Да что ты! Как? Я же говорила: нет, нет у
– Стрелять не надо. Можно очень просто сделать так, чтобы Россия капитулировала после Бородинского сражения.
– Очень просто?
– Конечно! Кто на войне самый главный?
– Главнокомандующий? Кутузов?
– Теперь смотри, – Мара приподнялась на локте и показала рукой на холм, где виднелся силуэт стреноженного коня Надежды. – Там французы. А там, – взмах на восток, где уже занималась тонкая полоска рассвета, – штаб, ставка. Понимаешь?
– Нет, – честно ответила девушка.
– Надо провести французов в ставку, – объяснила русалка. – Они схватят Кутузова. И всё, войне конец. Всё будет так, как ты придумала!
– На самом деле? Легко говорить, когда это – как игра. А когда понимаешь, что всё на самом деле, и могут пострадать конкретные живые люди? Не знаю, я что-то не готова…
– Тогда думай быстрее. До разлома осталось не так много времени, – Мара прикрыла глаза и замурлыкала, словно в полусне. – А так другие живые люди погибнут. Тысячи людей! Скольких можно было бы спасти… В какой чудесной стране ты могла бы жить…
– А у тебя чудесная страна? Сказочная? – тоже засыпая, бормотала Катя. – А драконы у вас есть? А эльфы? А баньши?..
– О да, у нас там сказочное царство! И баньши… баньши – особенно…
«26-го. Адский день! Я едва не оглохла от дикого, неумолкного рева обеих артиллерий. Ружейные пули, которые свистали, визжали, шикали и, как град, осыпали нас, не обращали на себя ничьего внимания; даже и тех, кого ранили, и они не слыхали их: до них ли было нам!.. Эскадрон наш ходил несколько раз в атаку; после одной, когда мы вернулись на позицию, я заметила девицу Ермолову, делавшую мне какие-то знаки. Спросившись у Подъямпольского, я подъехала к ней и спешилась. Она просила зачем-то пройти с ней и, без объяснений, поспешила к пруду, где мы встретились накануне. Мне показалось странным, что я повиновалась, не сопротивляясь и даже позабыв о воинском долге: не понимаю, как я могла оставить полк в разгар боя. У пруда нас ждала зеленовласая крестьянка; Ермолова, наконец, заговорила, и мне стало окончательно ясно, что она, бедняжка, повредилась умом: как будто уговаривала меня провести французов в Горки, чтобы они захватили Кутузова. До сих пор сомневаюсь, правильно ли я её поняла; может, напротив, она боялась, не сыщется ли предателя среди русского войска и хорошо ли обороняют ставку? Тут воля вернулась ко мне, и, заверив юную Ермолову, что всё будет хорошо и никто из русских здесь и не помыслит об измене, я проворно побежала обратно. Но за кустами натолкнулась на троих французских пехотинцев, неизвестно как сюда забредших. Может, это были даже некомбатанты, не знаю, но, завидев одинокого русского офицера, они с воплями бросились на меня. Без коня, одна против троих, я оказалась беспомощной и неминуемо пострадала бы, если бы не Екатерина Ермолова. Увидев, что происходит, она со страшным криком бросилась к нам, размахивая над головой блестящей саблей, неизвестно откуда у неё взявшейся. Вид её устрашил французов, и они позорно бежали, напоследок огрев меня по затылку, отчего я ненадолго лишилась чувств…»
– Это ты сделала саблю? – Катя быстро сняла куртку, свернула её и подсунула Надежде под голову.
– А чего ты бросилась на них с веткой? – недовольно ответила Мара. – Тебя могли убить. Лучше спасибо скажи.
– Спасибо. Но они напали на неё. Не могла же я просто стоять и смотреть? Пошли, платок намочу.
– Некогда, – Мара резко схватила девушку за руку. – Некогда тебе работать медсестрой. У тебя остался последний шанс. Слушай меня внимательно: французы недалеко ушли – я их остановлю, а ты отведешь в ставку.
– А ты… уверена, что это правильно?
– Катя, Катя! Ты же сама рассказывала, как всё изменится. Какая замечательная будет в России жизнь. Говорила, что разбираешься в истории. Я же просто хочу тебе помочь! Бежим!
– Бежим…
Они быстро обогнули высокие заросли и замерли почти одновременно. В двадцати метрах впереди, в небольшой ложбинке притаились трое в синих мундирах. По-видимому, французы высматривали пути отхода к своим.
– Это они? – шепотом спросила Катя, пятясь и прижимаясь к кустам.
– Они, они. То с палкой в атаку, то трусишь. Не бойся, не повернутся.
– Почему у них зеленые эполеты? Непривычно смотрится…
– Это шассеры, – помолчав, ответила Мара. – Вроде разведчиков. Думаю, они не просто так здесь оказались. Нам повезло: этих долго уговаривать не придется.
– Разведчики? – встрепенулась Катя. – Шпионы? Мы должны их…
– Позвать! Сейчас…
– …остановить! Нет! Не надо! – резко бросившись русалке на грудь, девушка сбила её с ног. Пока они барахтались на траве, Катя краем глаза заметила, что синие медленно поворачивались в их сторону. – Я не скажу им, где штаб! И тебе не позволю!
Что-то странное происходило вокруг. Девушек словно накрыло зеленоватым прозрачным шатром, за пределами которого время остановилось. Дав Кате тумака, Мара оттолкнула её и села. Катя не сводила глаз с французов. Они тоже двигались, но как при покадровом просмотре. Самый высокий, с красным обветренным лицом и густыми усами, поддел носком сапога комок сухой земли – он падал и падал, как в невесомости, на глазах рассыпаясь в пыль.
– Если не позволишь, то это меняет дело, – непонятно сказала Мара. – Но почему? Почему ты передумала? Ведь это благое дело! Ты понимаешь – благое!
– А благое дело… – Катя не сводила глаз с французов. Те уже встали на ноги и почти развернулись в их сторону. – … может быть подлым?
– Разве это критерий, если хочешь поменять историю? Помочь кому-то выжить? Просто делаешь свое дело? – Голос русалки дрогнул.
– Мара, – прошептала Катя, – послушай, Мара. Ты хорошая. Заботливая, добрая, хоть и русалка. Только это – подлость. Нельзя поступать подло, даже во благо. Потому что из этого никакого блага не получится.
– Наивная идеалистка, – горько констатировала Мара.
– Нет. В одном фильме был такой сюжет, будто Иуда предал Иисуса Христа из лучших побуждений. Ну, якобы он тоже всё посчитал: что Иисуса казнят, поэтому он выделится из толпы других… бродячих проповедников. После смерти станет знаменит, у него будут миллионы последователей. Правильно всё придумал. Но видишь: уже сколько веков – а нам не важно, что Иуда планировал. Важно, что он предал.
Она перевела дыхание. Усатый заметил их и медленно, очень плавно снимал с плеча длинное ружье с огромным штыком на конце.