Гувернантка для губернатора, или История Светы Черновой, родившейся под знаком Скорпиона
Шрифт:
– Как я тебе? – спросила она.
Я повторила уже вслух мои мысли насчет ее тела, избирателей и моего скромного голоса. Она ответила в том духе, что отдала бы все эти голоса, только чтобы заняться любовью с такой красавицей, как я. Одним словом, петух хвалил кукушку, кукушка петуха, только в выводах великий баснописец ошибался – на самом деле птички просто-напросто хотели друг друга. А обстановка между тем накалялась, то есть пар был хороший.
– Ложись на полок, – велела Поливанова. – А ты развратна, Светка! На живот ложись!
Не знаю, какая из меня гувернантка,
Потом моя Шахерезадница вышла и вернулась с банкой в руках. Запах меда разлился по парилке. Еще не успевшая нагреться прохладная и липкая масса оказалась на моей спине. Руки Поливановой заскользили по мне, втирая мед в кожу. Он плавился на горячей, как печка спине, но не стекал по бокам, а, как мне казалось, затекал в поры и проникал внутрь меня.
Когда-то из меда готовили хмельной напиток, и теперь у меня уже начинала кружиться голова от сладкого дурмана. Сейчас я уже ждала, когда ее руки опустятся ниже, и они, подслушав мои желания, скользили по всем изгибам, снова и снова покрывая меня медом. Это были очень умелые руки. Я почти уже не принадлежала себе, подчинялась им и хотела их. Нежно, постепенно, прикасаясь и опять отодвигаясь, они дразнили меня, заставляя двигаться в такт…
В этот момент я стукнулась коленкой о деревянный полок. Острая боль вернула меня с грешных небес на грешную землю. Но на грешной земле руки Поливановой были мне неприятны, а собственная податливость противна.
– Теперь твоя очередь, – я спрыгнула с полка, освобождая место своей партнерше.
С приторно-сладким выражением лица Поливанова медленно взгромоздилась на полок и изогнулась, изображая то ли кошку, то ли змею. Недосмотрев это пластическое представление, я выскочила из парилки в предбанник.
– Только попробуй сбежать, – донеслось до меня змеино-кошачье шипение, – уничтожу…
Я не сбежала. Подумав пару минут и немного остыв, я вернулась в парилку. Поливанова встретила меня похотливой гримасой и похабными позами. Мои метания, видимо, тоже доставляли ей удовольствие. Она уже предвкушала торжество плоти. Но в моей руке, вернее, на ладони было невидимое оружие без цвета и запаха.
– Настойка медовая, баба бедовая, – ляпнула я какую-то народную глупость и запустила вторую, свободную от «Финалгона» руку в банку с медом.
Кажется, с «Финалгоном» я перестаралась. Моя правая рука явно перевешивала медовую. Кожа Поливановой была такой нежной, распаренной, кокетливо приподнятая пяточка розовела так по-младенчески трогательно, что я засомневалась.
– Что ты встала, как!.. – прикрикнула на меня Людмила.
Я испуганно ахнула, нервно хихикнула и опустила вооруженную ладонь на самое выпуклое место поливановского тела. Людмила блаженно замурлыкала. Ядерная мазь быстро проникала в раскрытые поры, горячий пар многократно усиливал эффект. Скоро моя ладонь уже горела огнем, а ягодицы моей хозяйки за несколько секунд изобразили все оттенки красного. Когда цвет их уже приобрел промежуточное положение между пунцовым и бордо, Поливанова интуитивно приподняла зад, но тут же обожглась о верхний слой пара.
– Что это?! – вскрикнула она жалостливо. – Жжет как сильно! Что это?! Мамочки!
– Наверное, это какой-то неправильный мед? – спросила я, стараясь оставаться равнодушной, хотя знала, до чего может довести человека перебор «Финалгона».
Как-то Солоха в спортивном зале пользовала свое больное колено этой мазью, а я решила разогреть связки для растяжки. Через какое-то время у меня началась пляска святого Витта. Я сбрасывала с себя одежду, не обращая внимания на присутствующих при этом мужчин, и пыталась выброситься в окно. Опытная Солоха, прямо как Мария Египетская, спасла меня наложением подсолнечного масла на пылающие конечности. Вода тут совершенно бессильна, а горячая – просто мучительна.
Применение «Финалгона» в горячей среде на живых посторонних людях было моим первым опытом.
Как разумно продуманы русские бани! Я имею в виду, что двери в них обязательно открываются наружу. Быстро познав на собственной заднице бесполезность даже ледяной воды, приносящей только временное облегчение, Поливанова пробкой вылетела из бани и, причитая, помчалась к озеру, как настоящая язычница, объевшаяся мухоморов. Глядя на ее бордовый зад, мне почему-то пришла мысль о несчастных подопытных макаках, терпящих муки в научных лабораториях.
Была удивительно теплая для начала лета ночь. В небе и в озере звезд было поровну. Но в небе все было чинно и пристойно, а в озере бултыхалась голая Поливанова, совершая забавные и некрасивые телодвижения. Водная гладь далеко разносила по усадьбе ее отборный мат.
Мое колено выглядело совершенно здоровым. «Финалгон» очень помог.
Мазь на тело, бальзам на душу
– Знаешь, Малыш, самое лучшее средство от лесбиянок? Это, конечно, «Финалгон», – сказал бы Карлсон, пролетая над поливановской баней.
Может, я поступила жестоко. Но, во-первых, эта мазь совершенно безвредна, даже слизистую оболочку не сжигает. А, во-вторых, намазывают же маленьким детям палец горчицей, чтобы отучить их его сосать! А взрослым вообще советуют: если глаз тебя соблазняет – вырви его, если палец – отруби. Конечно, можно было намазать мазью или горчицей себя, как тот палец, но все и так получилось довольно удачно.
Когда действие «Финалгона» прекратилось, несчастная Поливанова присела рядом со мной на скамеечку. Вид у нее был жалкий, а взгляд подозрительный.
– Как ты думаешь, что это было со мной? – спросила Людмила.
Мне очень хотелось ответить, что это наказание за грехи ее тяжкие, что еще один лесбийский порыв, и она рискует остаться без зада. Конец света, мол, близок, и кое-кто уже испытывает на себе дыхание геенны огненной.
– Провокация, – ответила я.
– В каком смысле? – не поняла Людмила. – Чья провокация?
– Конкурентов Михаила Павловича на выборах, – подсказала я. – Намешали в мед какой-нибудь гадости. Судя по обжигающему действию, скорее всего, пчелиного яда.