Гваделорка
Шрифт:
— А я могу снова! На другом заседании общества. Скажу, что расширенный вариант. Можно и про «Артемиду» сказать…
— Да! Я потороплю деда, чтобы печатал скорее… Только, Ник… будет, наверно, неувязка. Ведь «Артемида» была через полвека после Дельгре. При чем там одно с другим?..
Ник сел, свесил ноги, постукал пятками о борт.
— А можно что — нибудь придумать! У меня на солнце закипело это… воображение… Вдруг тот дружок Гриши был какой — нибудь потомок Дельгре! А у того остались враги и хотели отомстить этому… внуку или правнуку.
— От какой погони?
— Ну, мало ли… Была же война с англичанами и французами, а Гваделупа — французский остров…
— Прямо роман, как у Жюля Верна! — восхитился Ваня.
— Конечно! В старинной жизни полно всяких романов, — умудренно согласился юный историк Кельников.
Мокрая компания снова полегла на песке. Никель прыгнул к ребятам — наверно, чтобы с ходу поведать им о новых идеях и догадках. А Ваню окликнула Лорка. Поманила тихонько в сторону. Когда отошли, шепотом попросила:
— Ваня, затяни потуже узелок… Пожалуйста. А то сползает… — И повернулась спиной.
Он не стал снисходительно хмыкать и говорить: «Вот глупая, зачем тебе все это…» (хотя и подумал так). Зубами распустил между Лоркиными лопатками мокрый узел косынки (при этом ткнулся носом в острый позвонок). Стянул концы, завязал покрепче.
— Хорошо?
— Да, спасибо…
— Не туго?
— Нет, правда хорошо…
— Лор, а откуда этот рубчик? — Он тронул мизинцем коричневый кривой шрамик под левой лопаткой.
— Ой, это давно… Мы с бабушкой вытаскивали из кладовки старые вещи, и я зацепилась за гвоздь… Ух, я ревела. Не от боли, а потому что потрогала, а на ладони кровь…
— Настрадалась… — очень серьезно сказал Ваня.
— Да ну, пустяки…
— Лор, давай я все же распущу тебе косы. А то намокнут, потом замаешься сушить.
— Ну… давай…
И он развязал синие ленточки и ловко расплел две куцые косички. И не чувствовал при этом ничего такого.
…Нельзя сказать, что Ваня Повилика никогда не испытывал интереса к девчоночьей природе. В классе среди мальчишек хватало всяких разговоров и хихиканий и даже книжка ходила по рукам — с картинками и с названием «Девочки и мальчики — в чем разница». И с примечанием: «Для среднего школьного возраста». Но видя и слыша такое(например, по телику или в Интернете), Ваня не испытывал замирания. Ну… а если изредка и ощущал опасливое щекотанье нервов, то уж никак не из — за Лорки. Лорку он никогда не сравнивал в мыслях с другими девчонками. Они к Лорке не имели отношения. Никакого! Она была в Ванином сознании сама по себе. Он была — свет. Спокойная такая радость, без всяких тревог. Была тем, про кого говорят: «Хорошо, что ты есть». И он знал, что, если она даже рассердится на него, если они вдруг поссорятся, ему все равно будет хорошо. «Потому что ты есть…»
Да и не могли они поссориться! С какой стати? Ведь она была частью всего, что Ваня нашел в Турени. Частью этой реки, этих берегов, тополей и кленов, улиц с башнями и колокольнями, с ворчащей в глубине лога Туренкой. Частью сказки про парусник «Артемиду», про мальчишек, хлебнувших на этом паруснике приключений… Даже частью тревожного острова Гваделупа она была тоже. Но это название в голове у Вани тут же перечеркивалось другим, и все страхи исчезали… «Гваделорка»…
Правда, время от времени начинало точить тоскливое понимание: «Когда — нибудь все это кончится…»
«Но даже если и кончится, мне все равнобудет хорошо. Потому что она все равно есть. Я же всегда буду знать это…» Утешение было, конечно, неполным. Но следом приходило другое: «Впереди еще два месяца…» А два месяца лета, сами знаете, это почти вечность…
Художник Суконцев
Лика достала из сумки батон, помидоры, бутылку кваса и свой голосистый мобильник. Тот сразу и заверещал голосом попугая:
— Дорогая Анжелика! Тебя вызывает планета Марс! — Такой вот сигнал придумала для себя Лика и записала его во Дворце связи на Центральном бульваре.
Вызывал, конечно, не Марс. Говорил Герман Ильич Суконцев, учитель рисования.
— Ненаглядная мадмуазель Сазонова (а заодно и уважаемый Тростик, если он трется рядом)! Дело первостатейной важности… или важнейшей первостатейности — как угодно…
— Ой, здрасте, Герман Ильич! Что случилось?
— Как я знаю, ты близко знакома со всякими там Трубачами и прочими энергичными личностями…
— Что значит «со всякими»?.. — слегка обиделась Лика.
— Значит, что с многочисленными. А у меня кадровый дефицит! Наверно, тебе известно, что меня школьное начальство запрягло для работы в городском летнем лагере…
— По правде говоря, неизвестно, — все еще суховато отозвалась Лика. С Ильичом она и Тростик виделись последний раз в начале мая.
— Меньше знания — меньше печалей… Но мне — то каково! Творческая личность вынуждена тратить время на пряталки — догонялки и хороводы с теми, кто еще не умеет вытирать носы.
— Ну, так научите вытирать. Это ведь тоже творчество. Педагогическое… — не удержалась от шпильки «мадмуазель Сазонова».
— Ты, как всегда, права, моя радость. Но сейчас у меня конкретная проблема. Дамы из районо возымели желание устроить футбольный матч между лагерями двух школ — нашей и двадцать первой. А наш физрук не сошелся с завучем по некоторым вопросам воспитания и подал в отставку. И на меня повесили спортивную задачу, как на единственного оставшегося мужчину…