Гюнтер Грасс
Шрифт:
Размышления автора о прошлом и настоящем чередуются — в духе киномонтажа — со спорами и познавательными поездками его вымышленных персонажей. Дёрте Петерс, как женщина современная и просвещенная, считает необходимым посещать районы трущоб в Индии; к тому же ее и других членов туристической группы подталкивает к этому циничный гид. Они должны познать, каково это — жить впроголодь в грязных душных трущобах. И только вечером, вернувшись в отель с кондиционером и душем, она приходит в себя, однако боится признаться и себе, и мужу, какой ужас и отвращение испытала.
Но и Грасс с женой посещают по
Рассказчик озабочен наступающими 1980-ми годами. Он — не без оснований — предполагает, что на смену политике Брандта и Шмидта придет политика ХДС/ХСС, партии, связанной с Аденауэром, с 1950-ми годами и Штраусом, позиция которого не внушает Грассу надежд.
Собственно, «80-е уже начались», — считал Грасс. «Я пишу в ноябре 79-го и хочу завершить первый вариант к вечеру перед Новым годом, как раз к тому моменту, когда наши гости примутся за мясо и рыбу». Он не забывал, что грядет «десятилетие Оруэлла». Ведь именно в 1980-х, а если точнее, в 1984 году происходит действие знаменитого романа английского писателя. «Нет, дорогой Джордж, — так могла бы начинаться моя новая книга, — столь ужасно всё это не будет или будет ужасно, но совсем по-другому, а частично даже еще ужаснее», — обращался он к Оруэллу.
Что же такого ужасного ждет немцев (и не только их) в 1980-е годы? «Своим давно известным фальцетом разум учит нас воспринимать новейшее безумие как прогресс. Мы должны уяснить, что только вооружение может привести к столь желанному разоружению… Мы глотаем таблетки против вреда от таблеток».
Писатель отказывался принимать логику, согласно которой только наличие ядерного оружия удерживает мир от войны и чем резвее идет гонка вооружений, тем крепче уверенность, что всё завершится разоружением. Как у Оруэлла: война — это мир. Тем самым Грасс вводил читателя в эпицентр дискуссии о вооружениях, разрядке напряженности, войне и мире, которые являлись непременным атрибутом всех дискуссий времен холодной войны, горячих сражений политиков и политических публицистов в обоих противоборствующих лагерях.
По некоторым деталям этого сочинения, жанр которого трудно определить, видно, что автор в это время обдумывает новый роман и, стало быть, уже находится мысленно в кругу проблем, которые составят его ядро. Так или иначе, здесь возникают тревожные мотивы, связанные с судьбами человечества и его будущим, — как раз те самые, которые с мощной силой зазвучат в романе «Крысиха», о котором и пойдет речь в следующей главе. По-своему «Головорожденные, или Немцы вымирают» завершают определенный творческий этап, начатый «Дневником улитки», продолженный романом «Палтус», повестью «Встреча в Тельгте» и множеством публицистических сочинений.
Мы уже говорили о том, что и во «Встрече в Тельгте» писатели века XVII и века XX пытаются осмыслить историческую ситуацию и понять, что сами они, каждый из них могут сделать для восстановления мира и морального усовершенствования человеческой жизни. То, что обсуждали собравшиеся после двух кровопролитных войн (собственно, Тридцатилетняя война к тому моменту еще не завершилась), было продиктовано любовью к своему обескровленному отечеству и желанием заполнить «национальный вакуум» культурой — давнее стремление Грасса. Страстные диспуты о языке и его возможностях — это нечто большее, чем поэтологические споры. Речь идет о моральном долге и ответственности литературы в чрезвычайных исторических ситуациях.
И здесь Грасс вновь предстает как стилистический виртуоз, которому подвластны любые тонкости литературного мастерства: его барочные поэты, сохраняющие лексику и фразеологию, манеры и стиль общения своего времени, воспринимаются как наши современники. Обсуждая проблемы тех горьких, кровавых лет, отделенных от нас огромным историческим расстоянием, они не перестают быть единомышленниками и всех тех, кому — уже в наше время — ненавистны войны и кровопролития, кто стремится к мирному единению и гармонии между людьми разных наций, рас и регионов. Изображенные, как всегда, с иронической дистанции, но с явной симпатией и душевным расположением к ним автора, поэты XVII столетия предстают как свидетели нашей жизни, высказывают наши мысли и выражают наши чувства.
Когда появились «Головорожденные», уже задумывалась «Крысиха» и еще не покинули автора мотивы «Палтуса» и «Встречи в Тельгте». Размышления о путешествии в Китай, ощущение «немецкой узости», возникшие после возвращения в ФРГ мысли о предстоящих предвыборных баталиях — всё это вошло в «Головорожденных», соединив в плотный узел проблемы немецкие и глобальные.
Поклонник гротеска Грасс не мог вновь не придумать оригинального и пугающего (в том числе самого автора) «захода»: он вдруг представил себе, что было бы, если бы Китай и Германия поменялись численностью населения, и как отреагировало бы мирное сообщество, обнаружив, что в центре Европы обитает миллиард немцев?!
Фиктивная супружеская чета не зря мучает себя вопросом, вправе ли они отпустить будущего человечка в опасное плавание по современному миру, полному страха и угроз. Не лучше ли этому потенциальному ребенку не родиться вовсе, чем столкнуться с безумным миром, где люди затевают бесконечные войны, где царят недоброжелательство и злоба. Между тем средства массовой информации в унисон с патриотами кричат о том, что «немцы вымирают», что их становится всё меньше, а «всяких азиатов и африканцев» всё больше. Белая раса под угрозой, но, главное, под угрозой немцы! Отсюда у Грасса гротескное видение заполнивших немецкие города несметных толп, в количествах, сопоставимых только с Китаем!
Грассу явно не по себе при мысли о таком множестве соотечественников: не возрастут ли соответственно их приросту национальное высокомерие и презрение к другим народам? Ведь было такое в этой стране, когда она не достигала и численности населения Германии 70-х годов XX века. А что может произойти, если миллиард «обеспокоенных» немцев стал бы «искать национальную идентичность, притом не на велосипедах, а в моторизованном виде…»? Что же делает немцев «обеспокоенными»? «Чего они ищут — Бога, Абсолютное число? Смысл, замаскированный другими смыслами? Страховку против Ничто?»