Хаггопиана и другие рассказы
Шрифт:
— Думаю, теперь нам и впрямь пора, Гарри, — снова еле слышно пролепетала Джулия.
— Да-да, конечно, пора, — отозвался Морзен. — Эта атмосфера здесь… Она плохо сочетается с вами. Но сначала легенда.
— Легенда? — переспросил Гарри.
— Говорят, — быстро продолжал Морзен, — если взять ее за руку и загадать желание…
— Нет! — воскликнула Джулия и отпрянула от мумии. — Я не могу прикоснуться к ней!
— Пожалуйста, пожалуйста, — взмолился Морзен, простирая к ней руки. — Не нужно бояться. Это всего лишь миф, ничего больше.
Джулия попятилась от него в объятия Гарри. Дождавшись,
— Ладно, я сгожусь? Давайте я возьму ее за руку и загадаю желание… но потом нам действительнопора возвращаться. В смысле, вы очень гостеприимны, но…
— Понимаю, — ответил Морзен. — Это неподходящее место для нежной, чувствительной женщины. Но вы сказали, что хотите взять жрицу за руку?
— Да, — ответил Гарри.
И подумал: «Если это единственный способ убраться отсюда к черту!»
Он подошел к кушетке. Джулия, вздрагивая, отступила к занавешенной стене. Морзен дал знак Гарри опуститься на колени. Тот послушался, взял обтянутую высохшей кожей руку и приподнял ее. Локтевое соединение мумии двигалось с удивительной легкостью. Рука ощущалась не как полностью иссохшая — прохладная и твердая. Мысленным взором Гарри попытался пронзить столетия, задаваясь вопросом, кем на самом деле была эта девушка, как она выглядела при жизни.
«Желаю, — мысленно произнес он, — узнать, какой ты была…»
Одновременно с этой невысказанной мыслью, но как бы под воздействием пещеры, Джулия издала вопль ужаса, от которого волосы на голове Гарри встали дыбом. Он отскочил от мумии. Впоследствии ему вспоминалось, что в то мгновенье, когда Джулия закричала, вдоль его руки по всему телу прошло что-то вроде легкого электрического разряда.
Теперь Гарри понял, что произошло. Когда он взял мумию за сморщенную руку, Джулия от волнения и страха вцепилась в занавеску, одну из тех, что прикрывали каменные стены пещеры, и они, видимо, плохо закрепленные, с шуршанием упали. Ее крик был вызван тем, что она внезапно узрела омерзительный барельеф, полностью покрывающий стены — фигуры, которые, казалось, прыгали и скакали в колеблющемся свете свечей.
Разрыдавшись, Джулия снова бросилась в объятия Гарри и прижалась к нему. Он, между тем, с изумлением и отвращением рассматривал чудовищную резьбу. Центральной фигурой было огромное, похожее на осьминога создание с крыльями, щупальцами, отчасти напоминающее дракона и все же смутно антропоморфное, а вокруг него плясали все демоны ада. Но еще гаже выглядело то, что приспешники чудовища вытворяли с крошечными, но однозначно человеческими фигурами, рассыпанными по стенам. И, как бы направляя кошмарную деятельность маленьких рогатых чудовищ, стояла девушка с псом-лягушкой, косящей злобным взглядом и радостно скачущей у ее ног!
— Храм, сказал ты, старый дьявол! Храм чего? Вот этого непотребства?
— Его, да! — воскликнул Морзен, приближая крючковатый нос к резьбе и подняв свечу, чтобы лучше осветить ее. — Храм Ктулху и его меньших собратьев.
Разозлившись как никогда в жизни, Гарри протянул руку, схватил старика за воротник пальто и встряхнул, словно изъеденный молью ковер, ругая такими словами, которых позже даже припомнить не мог.
— Господи! — закричал он в конце концов. — Позор, что
— Если я уроню свечи, — ответил Морзен, и его булькающий голос звучал, словно пузырьки газа, вырывающиеся на поверхности болота, — мы окажемся в полной темноте!
— Нет, пожалуйста! — закричала Джулия. — Просто выведите нас отсюда…
— Если ты ценишь свою грязную шкуру, — добавил Гарри, — то будешь крепко держать свечи!
Глаза Морзена вспыхнули желтизной и дьявольской злобой. Гарри развернул его, схватил сзади за грязную шею и толкнул вперед, вон из нечестивого храма. Джулия замыкала шествие. Они вышли в дневной свет через боковую дверь, почти целиком скрытую сплетением вьющихся растений и кустарником. Джулия содрогнулась, как бы стряхивая с себя весь этот кошмар, и заторопилась к машине, даже не оглянувшись.
Гарри отпустил Морзена. Тот стоял, сверля его злобным взглядом и рукой прикрывая от света глаза. На несколько мгновений они замерли, а потом Гарри развернулся и последовал за Джулией. И тут Морзен прошептал:
— Не забывай: я не заставлял тебя ничего делать. Не заставлял тебя ни к чему прикасаться. Ты пришел сюда по доброй воле.
Гарри повернулся, собираясь резко ответить старику, но тот уже исчез в недрах развалин.
Пока они выезжали на главную дорогу среди облетевших деревьев, Джулия молчала.
— Это было ужасно, — произнесла она наконец. — Я понятия не имела, что существуют такие люди.
— Я тоже, — ответил Гарри.
— Я чувствую себя грязной, — продолжала она. — Нужно принять ванну. Чего, во имя всего святого, этот тип хотел от нас?
— Понятия не имею. Наверно, он не в своем уме.
— Гарри, давай не будем сразу возвращаться в гостиницу. Просто покатаемся немного.
Она опустила окно, глубоко вдохнула хлынувший внутрь свежий воздух, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Он посмотрел на нее и подумал: «Господи! Сейчас ты определенно выглядишь на свой возраст, моя дорогая…» Но, по правде говоря, он не мог осуждать ее за это.
На расстоянии нескольких миль от Золихазы были разбросаны две-три крошечные деревушки, по сравнению с которыми Золихаза казалась настоящей столицей. Некоторые выглядели весьма живописно. До вечера было еще несколько часов, дождь ушел дальше, оставив свежесть в воздухе и прекрасное, теплое мерцание на холмах. Ничего удивительного, что у нашей пары возникло желание припарковать машину у дороги и зайти выпить в крошечную таверну.
Джулия вышла, чтоб привести себя в порядок после всех переживаний. Сидя в ожидании у большого, выходящего на улицу окна, Гарри заметил на стене противоположного дома несколько афиш. Он уже видел такие в Золихазе, и его знания языка хватало, чтобы понять — событие, о котором они возвещали, произойдет сегодня вечером. Он решил, из чистого любопытства, по возвращении в гостиницу расспросить господина Дебрека. В конце концов, в такой глуши вряд ли часто случается что-нибудь интересное. И еще он решил не рассказывать об их поездке к развалинам и о чрезвычайно неприятном часе, проведенном в сомнительном обществе господина Морзена.