Хамелеонша. Тайна короля
Шрифт:
Я упала рядом с Алекто, схватила ее за плечи и принялась трясти, хлопать по щекам.
Ее глаза оставались закатившимися, а дыхание было таким слабым, что удалось уловить его, лишь прижавшись ухом к груди.
– Миледи, что с ней? – подбежал ко мне Каутин.
– Глубокий обморок. Помоги мне. Нужно добраться до ближайшего постоялого двора.
Каутин подхватил Алекто на руки и двинулся к повозке. Тут и там раздавались стоны рыцарей. Трое были убиты, еще пятеро ранены. Стонов разбойников слышно не было: все они остались на лесной дороге – после
Лекарь и менестрель лежали в стороне. Сперва я подумала, что и они мертвы, но грудь музыканта, к которой он прижимал виелу, то ли защищаясь ею, то ли – что скорее, – защищая ее, как самое дорогое, чуть шевелилась. А лекарь, судя по отсутствию крови, похоже, просто был в глубоком обмороке.
Каутин устроил Алекто в повозке, и я принялась тереть ее сжатые пальцы, пытаясь расправить их и отогреть. Они были ледяными и какими-то неожиданно маленькими. Глаза у нее были уже просто прикрыты, и можно было подумать, что она спит.
К повозке, приволакивая ногу, приблизился сэр Вебрандт.
– Миледи, нужно похоронить убитых, а к вечеру или завтра мы сможем продолжить путь. – Левую руку он придерживал правой.
– Нет. Отправляемся немедленно. Убитых и тяжелораненых оставить.
– Но…
– Я сказала: немедленно! – резко повернулась я.
Он глянул на лежащую неподвижно Алекто и поклонился.
– Да, миледи.
Устроив раненых под деревьями и снабдив их запасом провизии, воды и того, что нужно для разведения костра, мы продолжили путь. Все это время Алекто не приходила в себя. Каутин то и дело подъезжал к окну, чтобы справиться о ее состоянии.
В один из таких разов я заметила, что у него на плече кровь.
– Что это у тебя? Ты ранен?
– Ничего особенного, миледи.
– Лекарь позаботится о твоем «ничего особенного» во время остановки.
К вечеру мы добрались до постоялого двора в деревне. Рану Каутина промыли – к счастью, она оказалась неглубокой, – а Алекто уложили наверху. Закопанная под одеялами, она стала дышать глубже и ровнее.
– Я могу быть еще чем-то полезен, миледи?
– Нет, Каутин. Ступай.
– Когда она очнется…
– Я тебя позову.
Он помедлил и, поклонившись, вышел.
Я взяла руку Алекто в свою. Пальцы уже потеплели. Потянувшись, я отвела упавшие ей на лоб волосы – вольность, которую ни одна из нас не позволила бы себе, будь она в сознании. За спиной загудел громче очаг, словно напоминая о себе.
Поднявшись, я приблизилась к нему. Не взглянув на оставленный на углях на тагане [6] горшок, где в густом соусе колыхались жирные куски дешевого мяса, я приложила ладонь к колпаку и прикрыла глаза. Казалось, что-то во мне соединилось с пламенем. Оно взвилось, на миг ослепив, зашуршали угли, и на меня уставились два огромных, вылепленных из огня, глаза с вертикальными зрачками.
6
Железный обруч на ножках. Позволял ставить горшки на угли или в огонь.
Я посмотрела в ответ.
– Нужно позаботиться об убитых.
Огонь сместился, как если бы Покровитель склонил голову набок. Пламенный язык лизнул воздух в знак согласия.
Комната закружилась, хотя я знала, что это закружилось внутри меня, и в лицо дохнуло холодом зимнего леса, где с деревьев тихо осыпался снег. Три оставшиеся на земле тела вздрогнули, словно пытались приподняться, и в тот же миг развеялись пеплом. Быть может, они и их родственники предпочли бы традиционный обряд, но это самое большее, что я могла для них сделать.
Следом жар потек туда, где были люди и раненый конь. Я почти ощутила страх пятерых раненых, жмущихся друг к дружке и пытающихся поддержать тощий огонь, который им все-таки удалось развести. Они согревались горячим вином и оставленными припасами, но я ощущала, как у одного из них болезнь шкворчит в горле, подбираясь к груди, и как ноют у остальных раны, оставленные кольями и цепами.
Пламя пронеслось по жилам быстрее, чем они успели это понять. Выжгло болезнь у первого и заколыхалось островками жидкого огня в ранах остальных. Несколько вскриков, стиснутые зубы и впившиеся в землю пальцы, и огонь отступил, оставив заживленные участки.
– Теперь к госпоже, – выдохнуло пламя. Конь, от раны в боку которого ничего не осталось, заржал, и пятеро мужчин – я ощутила это вместе с ними – почувствовали, что могут и должны нагнать нас.
Я устало привалилась ладонью к стенке очага.
– Спасибо.
Два глаза напротив медленно моргнули.
– А Алекто… она… – подняла голову я.
– Да.
– Но она Морхольт!
– Лишь наполовину, и ты это знаешь.
– Получается, что сегодня была…
– Инициация. Но не твоего рода. А рода ее истинного отца.
– Нет, этого не может быть… я не верю!
Пламя молчало, ибо такие дела Покровителей не касались.
– Благодарю тебя, Древний, – поклонилась я. – И ты мог бы… показать?
– Не сегодня. Ты знаешь, что нарушаешь правило. И быть может, время таких показов истекло, ведь совсем скоро ты встретишься с его сыном.
Я сжала пальцы.
– Не прошло!
– Рожденный в огне прощается с дщерью многоликих, – прошуршало пламя, и в комнате стало ощутимо холоднее, а огонь в очаге снова стал лишь обычным пламенем.
Я вытерла со лба пот, который почему-то был холодным.
– Миледи?
Алекто, приподнявшись на локтях, смотрела на меня.
– Что случилось? – Она растерянно озиралась вокруг. Остановила взгляд на одеялах, которыми была прикрыта, на наших брошенных впопыхах на пол вещах.
– Нет, лежите, – остановила ее я, когда она попыталась спустить ноги на пол. – Вам нужно отдыхать, чтобы восстановить силы.
Она послушно легла обратно, и я, сев на краю кровати, поправила одеяло.