Хан Узбек. Между империей и исламом
Шрифт:
Отдельные элементы в изображении правителей Западной Азии сочетают в себе по большей части черты сельджукского и ильханского стилей. Впрочем, сидящая фигура правителя на пьедестале или подушке, лицом прямо к зрителю, появляется в мусульманском искусстве гораздо раньше. На монетах и серебряных блюдах IX–X вв. видим аббасидских халифов, буидских эмиров и газневидских султанов в тех же позах, что и у правителей на Каталанском атласе, хотя их короны, одежды и головные уборы отличаются по типу и стилю. Эти ранние мусульманские изображения правителей позволяют нам различить следы до-мусульманского происхождения в мусульманской иконографии князей. Сасанидские крылатые короны и сидящие мужские фигуры согдийских пиров являются двумя отправными точками для поздних мусульманских изображений [466] . Отсюда протягиваются связи к буддийскому искусству Средней Азии и искусству западно-иранских поселенцев на Дону [467] . Сасанидская крылатая корона использовалась в Иране и Афганистане с IX по XI век для обозначения фигуры правителя [468] . Во второй половине XI в. сельджуки ввели в обращение корону слегка изогнутой формы с тремя зубцами, которая, в конечном счете, по-видимому, восходит к древним тюркским головным уборам с тремя зубцами, которые обнаружены в сибирских погребениях. Иконография сидящих мужчин на фатимидских блюдах
466
Azarpay G. Sogdian Painting: 1981. Р. III, fig. 48, pi. 29. Pope A. U., and Ph. Ackerman, ed. A Survey of Persian Art. London, 1938–1939. Vol. 7, pis. 1–257: 208A; 214; 218. Pope and Ackerman, 1938–1939. Vol. 12, pis. 981–1482a, 1408b.
467
Das Altertum 35.2. 1989.
468
Shepherd D. G. Banquet and Hunt in Medieval Islamic Iconography//Gatherings in Honor of Dorothy E. Miner. Baltimore: Walter Art Gallery, 1974. P. 81, pis. 3–4.
469
Ettinghausen R. La Peinture Arabe. Geneva, 1962. P. 45, 77, 79, 114.
Вероятность иранского или среднеазиатского происхождения большей части визуальных элементов, послуживших источником вдохновения для автора Каталонского атласа, подтверждается высокой шапкой с короной у царя страны Гогов и Магогов, а также балдахином, который поддерживает свита высоко над его головой [470] . Корона вокруг шапки, впрочем, не идентична пятиконечной короне ильханских и пост-ильханских миниатюр. Скорее, это единственная из корон на Каталонском атласе с тремя зубцами, которые напоминают листья лимонного дерева. Известное изображение Фридриха II (1194–1259), короля Сицилии, демонстрирует явное сходство с короной, предпочитаемой автором Каталонского атласа [471] . Эта миниатюра, созданная в промежуток между 1258 и 1266 гг., расположена на фронтисписе книги о ловчих птицах, хранящейся в Ватиканской библиотеке. В то же время изображение сидящего короля говорит о глубоких иконографических различиях между портретом Фридриха и фигурами мусульманских правителей Западной Азии на Каталонском атласе.
470
Pope A. U., and Ph. Ackerman, ed. A Survey of Persian Art. London, 1938–1939. Vol. 5, pi. 830A.
471
Das Staunen der Welt: das Morgeland und Friedrich II (1194–1250). Bilderhefte der Staatlichen Museen zu Berlin 77–78. Berlin, 1995: frontispiece and p. 83, entry 107.
Дульцерт, очевидно, имел доступ к конкретным и надежным сведениям о раскладе политических сил в Западной Азии. Он также располагал сведениям о том, как принято изображать правителей в этих культурах в отношении одеяний, поз, сидений и охотничьих животных. Автор Каталанского атласа гораздо хуже осведомлен о современном ему политическом положении в азиатских странах и, по-видимому, совсем не интересовался этим вопросом{145}. И все же он проявил больше способностей к отображению культурных различий, чем Дульцерт. Автор атласа, очевидно, располагал более широким набором визуальных образцов, которые он отождествлял с конкретными странами. В результате культурные особенности разных регионов на Каталонском атласе подчеркнуты ярче, чем на карте Дульцерта. Поскольку портрет Узбека у Дульцерта сочетает характерные монгольские черты с греческими и итальянскими мотивами, такими как головной убор и борода, то и изображение политического пространства Западной Азии можно рассматривать как конструирование образа на основе разных и независимых друг от друга фрагментов. Напротив, фигуры западноазиатских правителей на Каталанском атласе, отражающие попытку передать местную культурную специфику, отчетливо свидетельствуют о передаче устоявшихся иконографических образцов. Поэтому их можно считать примерами трансляции визуальной информации. Сочетание элементов различных типов изображений «сидящих» (правителей и ученых) говорит как о развитом творческом воображении картографа, так и о его плохом знакомстве и понимании иконографических кодов и стилей, использовавшихся в доступных ему источниках.
Подробное сравнение изображений рек, правителей и ездовых животных в западноазиатских секторах морской карты Дульцерта 1339 г. и Каталанского атласа 1375 г. с картами и другими предметами различных азиатских культур не оставляет сомнений в том, что европейские картографы располагали богатым репертуаром картографических и иконографических идей. Сочетая их, они создали сложную географическую и историческую картину известного им мира. В ходе этого творческого процесса они достигли уровня представлений, которые приблизились к реальному состоянию географии и общества Западной Азии XIV в., в отличие от старых латинских карт мира.
Можно выделить два основных процесса: 1) процесс визуализации письменной, счетной и, возможно, устной информации, и 2) процесс передачи, адаптации и обработки визуальной информации. Первый процесс прилагался по большей части к физическому пространству, тогда как второй задействовал политическую и религиозную сферы. Оба процесса являлись частью картографической практики, предпочитавшей лоскутный стиль систематическому подходу. Этот лоскутный стиль позволял сводить воедино компоненты разного происхождения, включая отрывки как конкретных, так и более абстрактных сведений из азиатских источников.
Появление профессиональной группы создателей морских карт способствовало формированию новых эстетических образцов визуализациии, которые были приняты каталанскими и прочими европейскими картографами, следовавших им на протяжении почти 150 лет. Хотя письменные, счетные и визуальные элементы азиатского происхождения являлись одной из составляющих этих образцов, некоторые элементы сохранили следы своего азиатского происхождения
Глава 2.
Образ хана Джанибека: загадка Каталонского атласа 1375 г.
Каталонский атлас 1375 года является единственной средневековой картой мира, на которой изображена Монгольская империя [472] . На карте различимы все четыре монгольских улуса: Улус Джучи, Ильханат, Чагатайский улус и империя Юань. Каждый улус представлен фигурой правителя: в Китае — Хубилай (1271–1294), в Улусе Джучи — Джанибек (1342–1357), в Чагатайском улусе — Кебек (1318–1326), а фигура ильхана анонимна, хотя и сказано, что он правитель Тебриза. Территории монгольских улусов обозначены городами, над которыми реют флаги с «геральдическими» знаками правящих династий. На флаге Джанибека — стилизованная тамга Джучидов с полумесяцем, ильханский флаг — красный квадрат на желтом фоне, флаг чагатаев — золотой квадрат на белом фоне, и, наконец, флаг Хубилая: три красных полумесяца на коричневом фоне. Этот срез информации давно привлекает к себе внимание историков. В отличие от монгольских флагов с воображаемыми знаками, флаги средиземноморских и малоазийских государственных образований поддаются идентификации [473] .
472
Юрченко А. Г. Монгольская империя на Каталонском атласе 1375 г.//Mongolica-VIII: Сб. статей. СПб., 2008. С. 50–60.
473
Фоменко И. К. Образ мира на старинных портоланах. Причерноморье. Конец XIII–XIV в. М., 2007. Приложения. Таблица флагов I, II.
С Каталонским атласом 1375 г. как уникальным историческим источником связано множество загадок. Их разгадке препятствует отсутствие словаря символов, а также установка исследователей рассматривать миниатюры атласа как малосодержательные декоративные элементы. При таких исходных данных ключ к композиции атласа не найти. Собственно, композицию никто и не видит, все занимаются частностями, например, одни исследователи ищут город Башкорт [474] , другие — армянский монастырь на Иссык-Куле [475] , игнорируя остальные части карты мира. Иными словами, Каталонский атлас усилиями историков и археологов дефрагментирован. На деле это означает отрицание какого-либо замысла у создателя атласа, картографа Абрахама Креска (1325–1387).
474
Мажитов Н. А., Султанова А. Н., Сунгатов Ф. А. Средневековый город Башкорт//Вестник Академии наук Республики Башкортостан. 2007. Т. 12. № 3. С. 39–44.
475
Кляйн В. География религий Средней Азии: между реальностью и фикцией в Каталанском атласе (1375)//Проблемы политогенеза кыргызской государственности. Бишкек, 2003. С. 319–331.
Заявив тему «Образ хана Джанибека в Каталонском атласе», я тоже займусь частными вопросами. Остаются неразъясненными символы власти монгольских правителей: скипетры, короны, троны и «подушки власти», а также золотой шар в руках Джанибека. Считается, что в монгольском имперском церемониале ни скипетров, ни корон не было, равно, как не было и золотых шаров. Изобразительные материалы говорят об обратном. На некоторых персидских миниатюрах монгольского времени ильханы изображены в трехчастных коронах. По мнению М. Г. Крамаровского, «эта фантазийная деталь скорее маркировала уровень комплиментарности, подчеркивая воображаемую царственность» [476] . Как в таком случае трактовать следующие свидетельства: «Приехали послы от каана и привезли для Абага-хана ярлык, венец и дары, чтобы он стал вместо славного отца своего ханом Иранской земли и пошел по стезе своих отцов и дедов» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 86). Аргун, после восшествия на престол, заявил: «Поскольку-де господь предвечный мне оказал милость и пожаловал мне венец и престол моего славного отца, я всем преступникам прощаю вину» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 114). В течение трех лет в Уджане по приказу ильхана Газана знаменитые мастера и искусные зодчий благоустраивали летнюю резиденцию. Внутри огороженного валом пространства были устроены водоемы и цветущие луга, а в центре — здания и башни. В середине сада возвели золотую палатку с приемным шатром и навесами. Там же установили золотой престол, усыпанный жемчугом и яхонтами. Здесь отмечался имперский праздник середины лунного года (он пришелся на конец месяца зи-л-ка'дэ 701 г.х./конец июня 1302 г.). «В день пиршества [Газан-хан] возложил на голову украшенный драгоценными камнями венец, подобно которому никто не видел, опоясался подобающим поясом и надел на себя золототканые одежды, очень дорогие. Хатунам, всем царевичам, эмирам и приближенным он приказал разубрать [себя] разными украшениями. Все садились верхом на бесподобных лошадей и ездили для потехи» (Рашид-ад-дин. Т. III. С. 86). Очевидно, что ильханы в целях легитимации использовали символ персидских царей — корону. По мнению 3. В. Доде, на персидских миниатюрах корона — единственный головной убор, определенно указывающий на статус правителя [477] .
476
Крамаровский М. Г. Золото Чингисидов: культурное наследие Золотой Орды. СПб., 2001. С. 32.
477
Доде 3. В. Кубачинские рельефы. Новый взгляд на древние камни. М., 2010. С. 116–117.
Что касается формы корон на головах восточных правителей, представленных в Каталонском атласе, то они типологически сопоставимы с коронами европейских царственных особ в иллюстрациях «Книги сокровищ» Брунетто Латини [478] .
Возникает вопрос, с какой целью картограф Абрахам Креск наделяет монгольских ханов этими атрибутами власти; и, второе, каково их происхождение.
Для ответа на эти вопросы требуется панорамный обзор всего Каталонского атласа, чьи размеры составляют 300 на 65 см. Из обзора, предпринятого мною ранее, следует, что признать атлас картой мира можно лишь условно [479] . Я предлагаю рассматривать атлас по форме как космографический трактат, посвященный теме торгового и символического обмена между Западом и Востоком, а по содержанию как футурологический прогноз, связанный с волнами чумных пандемий 1348–1351, 1360–1362, 1366–1369, 1374–1375 гг.
478
Li Livres dou Tresor Brunetto Latini. Barselona, 2000. (Faksimile).
479
Юрченко А. Г. Каталонский атлас 1375 г.: коды и символы//Степи Европы в эпоху средневековья. Т. 8. Сборник научных работ. Донецк, 2010.