Ханский ярлык
Шрифт:
— Князь Михаил Ярославич?
— Да. А в чём дело?
— Садись. — И возчик подвинулся. — Да поскорей.
— Ты кто? — спросил князь.
— Я русский. Фалалей. Прошу тебя, князь, садись. Я друг твой.
И только Михаил Ярославич влез в тележку, в коробок, возчик перепоясал пару лихих коней плетью: «Но-о-о, милай!» Они хватили почти с места в елань, так что тележка моталась за ними, едва не несясь по воздуху.
Вскоре они вырвались из города, помчались по степи. Михаил
— И куда ж мы гоним?
— К свободе, князь. К свободе.
— А ну-ка останови.
— Зачем? Отъедем подальше, пока не хватились.
— Останови. Как тебя зовут?
— Фалалей. Тр-р-р, — натянул вожжи возчик.
Кони перешли на хлынь, потом на шаг и вскоре встали.
— К какой свободе ты собрался везти меня, Фалалей?
— Михаил Ярославич, татары собираются убить тебя. А я хочу спасти. Я сам был в рабах у них. Потом бежал в горы к ясам [218] . Теперь я там свободный человек. Бежим, князь, они примут тебя.
218
Ясы — осетины.
— А с чего ты взял, что меня убьют?
— Да вся Орда говорит об этом. Тебя вызвали на смерть, Михаил Ярославич. На смерть.
— А ты как попал сюда?
— Я был в Брянске тысяцким у князя Святослава. Князь погиб в бою, а меня пленили и пригнали сюда в колодках, сделали рабом. Но Фалалей не из тех, чтоб быть рабом у кого-то. Я бежал к ясам и у них командую отрядом. Едем к ним, князь.
— Ты сказал: князь?
— Да. А что?
— А предлагаешь мне поступить как рабу. Моё бегство будет означать признание моей вины. Я же ни в чём не виноват.
— Неужли ты не понимаешь, Михаил Ярославич, что им ты не докажешь своей правоты. Тебя убьют.
— Возможно, Фалалей, возможно, но зато не тронут моих детей. А если я убегу, мой сын примет за меня смерть. Я этого не хочу.
— Я не понимаю тебя, князь.
— Это потому, что ты один, Фалалей. А у меня дети, княжество. И своим побегом я накличу беду на них. Дети погибнут, княжество татары разорят. Поворачивай назад.
— Но ведь там смерть, князь.
— Прошу тебя, поворачивай назад.
Когда они приблизились к городу, Фалалей остановил коней.
— Дальше я не могу, князь. Меня могут узнать.
— То мчался через город, не боялся, а то...
— Тогда риск мой был оправдан, а теперь... Дойдёшь пешком, князь. Не обижайся.
Сысой встретил князя встревоженным:
— Где ты был, Ярославич?
— Прогуливался. А что?
— Татары прибегали
— Мало ли чего они кричали. Я выходил в степь.
— Они сказали, что если поймают, то забьют в колодки.
— Ну что ж, пройдём и через это. Христос страдал, а мы чем лучше.
Узбек призвал судей и Кавгадыя к себе:
— Ну и каково ваше решение?
— Князь Михаил достоин смерти, — сказал Чолхан.
И под требовательным взглядом хана все члены суда повторили:
— Достоин смерти.
— Признал ли князь свою вину?
— Нет, повелитель, он от всего отпирается.
— От чего именно отпирается?
— И от того, что отравил Кончаку, говорит, она умерла своей смертью, хотя нам известно, что она была отравлена.
— От кого известно?
— От князя Бориса, бывшего в то время в плену у Михаила.
— Он был на суде?
— Нет.
— Так как же вы узнали от него?
— Он говорил это мне, — сказал Кавгадый.
— Тебе? Гм. В чём ещё обвинялся Михаил?
— Он напал на твоего посла, — сказал Чолхан. — И многих наших побил и попленил.
Узбек взглянул на Кавгадыя:
— Это действительно так было?
— Да, повелитель.
— Как же так? Вы выезжали из Орды вместе с единой целью усмирить землю. Как же случилось, что он напал на тебя?
Кавгадый, надеявшийся, что разговор об этом не выйдет за стены суда, здесь растерялся, но быстро нашёлся:
— Я отъехал к московскому князю Юрию, а когда возвращался, Михаил напал на мой отряд.
Тень сомнения явилась на лице хана, и это напугало Кавгадыя.
— И потом, повелитель, он хулил тебя.
— Меня? — удивился Узбек. — За что?
— За то, что из года в год увеличиваешь выход, мол, жаден ваш хан.
Узбек взглянул на Чолхана, спросил:
— В этом он признавался?
— В чём?
— В хуле на меня?
— Но... — растерялся Чолхан, — это... об этом мы не спрашивали.
— Так о чём же вы там весь день говорили?
— Мы говорили о нападении его на Юрия и Кавгадыя, о смерти Кончаки, о сокрытии доходов с дани, о его намерении бежать в немцы.
— Ну и что?
— Не сознается.
Хан задумался, потянулся за пиалой, отпил глоток кумыса и опустил в пиалу пальцы, побрызгал кумысом около трона, видимо, в память умерших родичей.
— Я недоволен вашим поспешным приговором, — заговорил Узбек. — Я назначил суд, чтобы вы выяснили все обстоятельства, взвесили их. Вы судите моим именем, а ханский суд должен быть справедливым и милостивым. Ступайте. Завтра начните сызнова, докапывайтесь до истины. Иначе сами окажетесь под судом.