Ханский ярлык
Шрифт:
— Московский князь Данила Александрович просил простить его, что не прибыл на свадьбу твою, Михаил Ярославич. А не прибыл он по причине важной — накануне у него родился ещё один сын.
— Это какой же по счёту?
— Пятый, князь. И окрещён он Афанасием. Данила Александрович пожелал тебе нарожать столько же, а то и больше. И послал тебе в подарок аргамака [154] под арабским седлом, а супруге твоей княгине Анне Дмитриевне опашень [155] с золотыми пуговицами.
154
...послал
155
Опашень — род верхнего кафтана, длинный, но с короткими рукавами.
Молодожёны благодарили москвичей за подарки и пригласили на пир. В тот же день князь Михаил прокатился на вороном аргамаке и остался доволен:
— Хорош конь, воистину хорош.
Но, конечно, самый дорогой подарок Михаил Ярославич получил с женой. Князь Дмитрий Борисович, как и обещал, передал ему Кашинский удел, как раз прилегавший к землям Тверского княжества.
— Богатей, сынок. Ширься.
12. СЪЕЗД [156]
156
Съезд. — Русские князья собирались на съезды несколько раз по различным поводам: на вышеградском — перенесение мощей Бориса и Глеба в новую церковь, принятие Правды Ярославичей. «Виновником и душою» Любичского съезда (1097 г.), на котором князья поклялись прекратить междоусобицы с условием наследования своих земель, был Владимир Мономах; в 1103-м — шла речь об организации походов против половцев.
— Однако шириться на Руси не так просто было. То и дело данщики одного князя заезжали в удел соседнего князя. Это, естественно, служило причиной ссор, а то и потасовок на границах княжеств. Вот и с подарком свадебным — Кашинским уделом — неприятности начались. Вскоре после свадьбы Михаила с Анной скончался князь Дмитрий Борисович, в Ростов сразу же перебрался из Углича его младший брат, Константин Борисович, оставив князем в Угличе сына своего, Александра. И конечно, тут же князь Константин пытался оспорить право Михаила на «исконно ростовскую землю Кашинскую».
В Тверь к Михаилу Ярославичу прискакал гонец из Владимира.
— Великий князь Андрей Александрович велел тебе, князь, прибыть во Владимир.
— Зачем?
— Из Орды туда приехал посол с повелением Тохты умирить нашу землю. И великий князь решил собрать во Владимир всех князей, дабы уговориться об отчинах и выходе.
— Значит, и московский князь будет?
— Да и московский и ярославский, все-все соберутся. Гонцы ко всем поскакали.
Михаил выехал во Владимир в сопровождении Сысоя и ещё нескольких гридей, захватив с собой и крепостную грамоту на право владения Кашинским уделом, которую вручил ему на свадьбе покойный Дмитрий Борисович. Он полагал, что на княжеском съезде новый ростовский князь Константин может заговорить об этом.
Во Владимире он не поехал сразу к великокняжескому дворцу, а отыскал подворье, где остановился московский князь Данила Александрович.
— О-о, Миша, — искренне обрадовался Данила. — В нашем полку прибыло.
Они обнялись и даже расцеловались.
— А мы вот здесь с Иваном, свояком твоим, а моим племянником, расположились. — Князь обернулся, позвал: — Ваня, иди поздоровайся со свояком.
Переяславский князь Иван Дмитриевич, в отличие от своего дяди, был не очень шумлив, скорее даже стеснителен. Он сдержанно поздоровался с Михаилом, обниматься не
Князь Данила тут же потянул их обоих за стол.
— Идёмте. Мои отроки дорогой вепря завалили, отведаем свежатинки.
Налил по этому случаю по кружке мёду хмельного, поднял свою:
— Ну, со свиданьицем, братцы, — и выпил залпом, даже не поморщась.
— Зачем он нас собирает? — спросил Михаил, для приличия пригубив свою кружку, — он не любил хмельное.
— А кто его знает, — отвечал Данила, беря с блюда кусок жареной вепрятины. — Может, соберёт нас в одно место всех и перебьёт, как в своё время рязанский князь перебил слишком расплодившихся родственничков [157] .
157
Рязанский князь перебил... родственников. — В 1218 г. рязанский князь Глеб Владимирович условился с братом Константином убить, «чтобы господствовать над всею областью рязанскою», князей, съехавшихся «для общего совета». Глеб устроил в своем шатре пир и дал приказ слугам их перебить. Шесть князей и их верные бояре были убиты, в их числе и родной брат Глеба, Изяслав. «Провидение спасло Ингваря, сына Игорева. Глеб нанял половцев и решил осадить его столицу, но Ингварь победил, и Глеб бежал в степи, там в безумии скончал гнусную жизнь свою», — пишет Карамзин.
— Ну у тебя шуточки, дядя Данила, — сказал Иван.
— Какие шуточки, Ваня? От Андрея чего угодно можно ждать, не зря в молодости почти два года в Орде прожил. Не он ли доконал твоего отца? А сколько раз он Орду на нас приводил?
— Ну, в этот раз-то он только посла Неврюя привёз.
— Это, наверное, оттого, что в Орде своя замятица идёт. Меж собой помириться не могут. А будь там мир, наверняка приволок бы братец Андрей с собой какого-нибудь салтана с туменом, как пить дать.
— А где он будет собирать нас? — спросил Михаил.
— Наверное, во дворце. Как хотите ребята, а бережёного Бог бережёт, но пойдём мы туда в бронях, ну и на всякий случай с засапожниками. Оно бы и с мечами не мешало, но при входе его церберы всё равно отберут.
На следующий день сразу после заутрени их позвали во дворец. Они и впрямь все трое надели бахтерцы, прикрыв их цветастыми сорочками. Однако пополневшие фигуры их выдавали сокрытое — даже кафтаны не застёгивались.
— Ничего, пойдём враспашку, — успокоил Данила. — А что брони заметны, так мы, чай, князья, не иереи альбо купчишки какие.
Съезд собрался в большой светлой горнице, вдоль стен которой были широкие лавки, покрытые коврами, а в простенке передней стены меж окнами стоял великолепный столец с высокой спинкой, изузоренной резьбой. И даже подлокотники стольца представляли собой каких-то вытянувшихся зверей с раззявленной пастью, тоже искусно вырезанных мастером.
На стольце сидел задумчивый Андрей Александрович. С двух сторон от него стояли ещё два седалища, видимо только что приставленные; на одном из них, справа от стольца, сидел епископ Симеон, недавно рукоположенный митрополитом Максимом владыкой Владимиру, Суздалю и Нижнему Новгороду.
«Ну, раз здесь епископ, — подумал Михаил, — ничего худого не должно случиться, зря брони надевали».
Седалище слева от стольца было свободно, и Михаил догадался: для посла ордынского предназначено. Князья, входя в горницу, делали неглубокий поклон великому князю и проходили, садились на лавки, где было свободнее. И как-то так случилось, вроде бы и не сговаривались, а расселись примечательно, разделившись обоюдным нелюбием. На лавку о правую руку от стольца сел Фёдор Ростиславич, с ним рядом ростовский князь и угличский. Напротив, слева от стольца, сел князь московский Данила Александрович, имея с двух сторон князя тверского и переяславского.