Ханский ярлык
Шрифт:
По молодости не учёл всего князь Юрий. Думал, сядет на коня, выхватит меч, крикнет: «За мной!» — и поскачет на Можайск.
Ан нет. Готовиться надо. Одно смекнул Юрий очень даже правильно: никому не говорил, куда идти собирается, даже самому воеводе туману подпускал, мол, против возможных врагов всегда быть готовым надо. Учёл урок деда своего — Александра Невского, который, собираясь на свеев, сделал всё возможное, чтоб враг ничего не узнал о его приготовлениях и выступлении.
Так всё лето и прособирался московский князь. Заслыша стук московских наковален, насторожилась Тверь: на кого ж удалой князь сбирается? Не на татар же. А на кого?
Михаил
— Може, на Ростов пойдёт, а може, и на нас.
— Да никуда он не пойдёт.
— Как никуда? А зачем гору копий наклепал?
— Ну как зачем? На то князь, чтоб о защите бдеть.
— Ох, не к добру эти бденья. Не к добру. И данщиков ещё летом по весям разогнал. Почему?
Вот это и настораживало Михаила Ярославича, за данью-то обычно осенью выезжали. Издревле так повелось. А тут с лета начал.
— Ясно, к рати готовится Юрий, — говорил князь Александру Марковичу. — Но вот на кого?
— Возможно, и на нас, — вздыхал пестун.
— С Данилой-то у нас тишь да гладь была, а с этим мальчишкой хлебнём, чует моё сердце. Он, ещё будучи отроком, зубы показывал. Помнишь?
— Да помню я.
— И на съезде глазами посверкивал, когда я говорить начинал. Хоть и молчал, права голоса не имея, но зла не скрывал. Всё на роже написано было.
На всякий случай укреплялась Тверь. Младшая дружина так и жила в гриднице, бдела на вежах [173] и при воротах. Далеко в сторону Москвы были продвинуты дозоры, дабы заранее предупредить князя, если появится московский полк.
173
Бдела на вежах — не смыкала глаз на башнях.
Лишь к осени была готова московская дружина к рати. Но Юрий Данилович не спешил выступать, решил переждать осеннюю слякоть, а уж по снегу и двинуться на санях.
Но дожди кончились, начались морозы, а снега всё не было, земля замёрзла, окаменела. Иногда чуть-чуть сеяло с неба крупкой, но настоящего белого одеяния земля так и не дождалась. Крупка под солнцем быстро таяла, земля обсыхала и в звёздную ясную ночь опять каменела.
— Видно, снега мы ныне не дождёмся, — вздыхал Юрий Данилович. — Зря сани готовили.
— Да, — качал головой воевода Фёдор Александрович. — Озимь ныне вымерзнет. В грядущее лето без хлеба опять будем.
Полк, вооружённый для рати, проедался без пользы. Не дождавшись снега, князь Юрий велел выступать на зимнего Николу [174] , поставив обоз на телеги. Поскольку двинулся полк на заход, было сказано: «Идём под Смоленск». И тут хитрил Юрий Данилович, зная, что весть эта обязательно долетит на сорочьем хвосте до Можайска, успокоит тамошнего князя, усыпит.
174
Зимний Никола — 19 декабря, день святителя Николая Чудотворца.
Воевода покряхтывал:
— Однако у Смоленска стены крепкие [175] , там многие князья обожглись, взять того же Ростиславича.
— Ничего, ничего, — успокаивал
Спрашивал своего милостника:
— Верно, Романец?
— Верно, князь, — склабился гридин. — От Смоленска только пух и перья полетят.
— Ну вот, а мы из этого пуха подушек наделаем, — шутил Юрий Данилович, подмигивая Романцу.
175
...у Смоленска стены крепкие... — Ещё в середине X в. византийский император Константин называл Смоленск крепостью. В начале XII в. город защищала новая крепостная стена и двойная линия земляных валов. Войска Батыя пытались штурмовать город, но после кровавой битвы Батый приказал идти войскам в обход.
Тот от княжеского внимания на седьмом небе обретался, хохотал, откидываясь на заднюю луку:
— Ну, ты скажешь, Юрий Данилович. Ха-ха-ха-ха.
Однако, когда полк поравнялся с Можайском, от Смоленской дороги до него было не более трёх поприщ, князь приказал остановиться и собрал к себе сотских.
— Итак, други, мы у цели.
— Как? Уже? — запереглядывались начальники.
— Да. Сейчас изгоном берём на щит Можайск. Там нас не ждут, тем лучше.
— А Смоленск?
— Смоленск оставим до другого раза. Мирных не трогать, город не жечь. Увижу зажигальника, убью на месте.
— Что уж так строго-то, князь, — усомнился один из сотских. — Раз на щит, значит, и на поток.
— Потому что город будет к московскому уделу присовокуплён, а какой дурак свой двор поджигает?
И Можайск был захвачен столь стремительно и врасплох, что приворотная стража не успела даже сполох ударить. А увидев такую тьму вооружённых воинов, да ещё ж и русских, не захотела драться, вполне оправдав себя:
— Чай, не поганые. Свои.
Но «свои» вели себя нисколько не лучше поганых. Где-то, ухватив девку, потащили в сарай сильничать, у кого-то во дворе стали колоть борова, визжавшего на весь город. Кого-то стегали у конюшни плетьми за то, что утаил выпеченный свежий хлеб. А попробуй утаить свежий-то, когда он за поприще чуется голодным воинским носом. И хлеб отберут, и спину в благодарность разрисуют.
Самого князя Святослава Глебовича [176] захватили прямо в опочивальне. Гремя промерзшими сапогами, ввалился туда в сопровождении воеводы и нескольких гридей сам Юрий Данилович. Спросил с издёвкой:
176
Святослав Глебович — Изгнанный из Можайска московским князем Юрием, князь Святослав Глебович в 1309 г. выгнал своего племянника князя Василия Александровича из Брянска и сам сел на его место. Митрополит Пётр не смог уговорить Святослава поделиться с Василием.
— Что, брат, не дали выспаться?
— Кто такие? Какого чёрта вам надо? — вскричал Святослав, натягивая кафтан.
— Если ты чёрт, то тебя.
Юрий Данилович только локтем Романца толкнул, тот смекнул, что от него требуется, отчеканил торжественно:
— Князь! Пред тобой Юрий Данилович, князь московский и переяславский.
— A-а, уже взорлил, молодец. Скоро ты на крыло встал, — молвил с плохо скрытой усмешкой Святослав.
— Будешь злоречить, в колодки забью, — бледнея, процедил Юрий.