Хаосовершенство
Шрифт:
– Скорее папик.
Гопники заржали, не спуская заинтересованных взглядов со стройной фигурки Патриции.
– Клевый прикид, метелка!
– Не хочешь торговать «синдином», продай чего-нибудь еще!
– У нас есть деньги.
– Тебе хватит.
«Странно, очень странно».
Обыкновенно шпана вела себя на Сретенке гораздо тише. Даже самые отмороженные представители уличных забияк знали, что в этом районе селятся люди «с положением», хоть и обитающие на Болоте, но предпочитающие жить спокойно и платящие СБА за охрану. Однако сейчас безов поблизости не наблюдалось. Да и привычной
– Так что, нужны тебе наши деньги?
«Беспорядки!» – сообразила Пэт.
Еще в Шарике она прочитала о бузе на юге Болота. Пока ехала, коммуникатор не включала, все-таки мотоцикл, а не машина, и, похоже, пропустила пару горячих новостей.
– Это твой дом? Пригласишь?
Один из гопников шагнул вперед, оказавшись между девушкой и дверью в особняк.
– Крутая хата.
– Тоже папик подарил?
– Хочешь с ним познакомиться? – холодно поинтересовалась Пэт.
– А ты нас не пугай.
– Сегодня никому не страшно.
«Точно – беспорядки!»
Драться с гопотой Патриция не хотела, считала ниже своего достоинства. На ее счастье, из-за угла выехал патрульный пикап СБА.
– Увидимся, метелка, – пообещал решительный уголовник.
– Все в порядке?
– Все нормально, офицер, – кивнула девушка, наблюдая за удаляющимися гопниками. – Вы приехали вовремя.
И вернулась в седло мотоцикла, решив переставить «Судзуки» во внутренний двор особняка.
– Ма-ашина? – Олово кивнул на живописно раскиданные по подвалу останки «Ламборджини».
– Sensu stricto [8] это железяки и куски кузова, – поправил его Таратута. – Рус удалил все коды, так что никто и никогда не догадается, что она была дублем автомобиля Пэт.
– Двига-атель?
– А вот его мы разнесли в клочья.
«Ламборджини» работала на новой энергии и служила Русу образцом, демонстрировала, с чем придется столкнуться на Станции.
– Штука-а?
Олово понятия не имел, как правильно называется самый секретный блок двигателя «Ламборджини», а потому использовал традиционное для находящихся в затруднении мужчин обозначение.
8
В прямом (буквальном) смысле (лат.).
– В чемодане.
Таратута ткнул пальцем в большой металлический кейс, на который Олово незамедлительно уселся – с этого момента он нес за «штуку» полную ответственность.
– Quia nominor leo [9] , – улыбнулся Филя.
– Теперь все? – осведомился Лакри.
Олово молча кивнул.
– Ребята заканчивают сборы. Минут через двадцать можем ехать.
– Тебе грустно?
Неожиданный вопрос Таратуты заставил Руса запнуться.
– Почему ты спросил?
9
Ибо зовусь я львом (лат.).
– Ты три раза пытался запустить рабочую станцию.
– Ах, это…
Инженер криво усмехнулся.
Суперкомпьютер, прятавшийся под брюхом бюро, разобрали, рабочие станции умерли, превратились в безмозглые пустышки, но Рус машинально пытался вернуться к любимому делу. И отрицать охватившие его чувства было бы глупо.
– Я все это построил. – Лакри тоскливо оглядел подвал.
А перед внутренним взором вставали другие ангары, боксы, инструменты, стенды, станки, рабочие станции, кучи промасленных тряпок, валяющиеся под ногами детали и запах… ни с чем не сравнимый запах мастерской. Бюро было мечтой Руса, в него он вложил душу и теперь покидал.
– Ты вернешься, – пообещал Филя.
– Уверен?
– Если не сюда, то к работе – точно. У тебя обязательно будет еще одно бюро, твое собственное бюро. Multum sibi adicit virtus lacessita [10] .
– Начинать все заново?
– Ты не настолько старый, чтобы кряхтеть этот вопрос таким тоном. К тому же тебе не придется начинать с нуля, тебе помогут.
Лакри знал, что это не пустые слова. Он уже понял, что для своих Грязнов сделает все, а он, Рус, уже «свой». Другое дело, что в эту мастерскую он вложил частичку души, поскольку не собирался никуда уезжать.
10
Добродетель возрастает, если ее подвергают испытаниям (лат.).
– И все равно грустно.
– Тебе не повезло – ты живешь в эпоху перемен.
– Или в конце времен?
Быстрый взгляд на Филю – ответная улыбка.
– Мир устоит.
– Уверен?
– Он, собака, живучий, так что устоит, – пообещал Таратута. – И такой талант, как ты, Рус, без дела не останется.
– Пока я вижу лишь наступление хаоса.
– Ха-аос и совершенство следуют друг за-а другом, – неожиданно выдал всеми позабытый Олово.
– Ого! – Таратута с веселым удивлением посмотрел на маленького слугу. – Ты где это подслушал?
– Я-а…
Но закончить фразу Олово не успел: дверь распахнулась, и появившийся Зяблик выплеснул дурные вести:
– На Болоте совсем плохо!
– Рауля Хмурого давят!
Истошный вопль странного содержания вызвал закономерную реакцию:
– Ты что, пьяный? – Тимоха Бобры выразительно посмотрел на влетевшего в кабинет Петруху.
– Кто? – деловым тоном осведомился Николай Николаевич.
– Народ!
– Какой еще народ?! – взревел Тимоха. – Мы, твою мать, бандиты, а не верхолазы. Мы с народом заодно!
– Весь юг в заднице! Безы ушли нах, а Рауль с остатками канторы отступает к Сущевке…
– Это наша территория!
– Тимоха! Не ори!
Субтильный Николай Николаевич не часто позволял себе повышать голос на старшего, скорого на расправу брата. Знал, что Тимоха его не тронет, поскольку уважает за ум и дальновидность, но положением своим не злоупотреблял. А потому окрик дал мгновенный результат: здоровяк заткнулся.
– Петруха, говори по делу, – распорядился Николай Николаевич.