Харбинский экспресс-2. Интервенция
Шрифт:
Грач сел поудобнее и сказал:
– Милейший доктор, потому как вы не протестуете, не кричите: «Вы с ума сошли!» либо «Вы меня с кем-то путаете!» и прочую бесполезную дребедень, – из всего этого я делаю вывод, что угадал. Попал в яблочко. Что, не так?
Вот это было совершенно ужасно.
Сей шпик никак не мог знать про панацею. Однако ж знал! Что там шинель Ртищева – в сомнительных заведениях полицейских агентов хватает. Наверняка доносят о всех новых лицах. А вот лауданум – об этом никто у мадам Дорис не знал. В том числе и она сама. Но тогда откуда?..
– Ну
Воистину полицейский вопрос! Как будто у Дохтурова имелся теперь выбор.
– Я не только знаю, что у вас есть оппоненты, – сказал Грач. – Но мне также доподлинно известно, кто это, и где они проживают. И я могу – на определенных условиях – с вами этим знанием поделиться.
Тут Грач улыбаться вдруг перестал. По лицу его промелькнула тень – будто он перешел некую невидимую грань, за которой возврата уж нет.
– И что за условия? – спросил Павел Романович.
Чиновник побарабанил пальцами по столу, глянул в окно.
«Спектакль или действительно собирается с духом? Похоже, второе – слишком уж тянет с решительным словом».
– Условия вот какие: вы нынче же…
Но договорить Грач не успел – раздался осторожный стук в дверь, и она тотчас же приоткрылась. В кабинет заглянул молодой человек, словно сошедший со страниц Гоголя: чиновный сюртук, мелкое личико, вкрадчивые манеры.
– Мирон Михайлович просили передать, – сказал человечек и положил перед Грачом на стол бумажный листок.
Дохтуров напрягся. Ох, как ему хотелось туда заглянуть! Вполне вероятно, что в листке некие сведения, затрагивающие его лично!
Грач придвинул листок, быстро пробежал глазами. Недовольно нахмурился:
– Что, погиб Иван Карлович?
– Точно так, – вошедший трагически склонил голову. – На пожаре тогда обгорели, а теперь вот скончались.
– Жаль, – сказал Грач. – Милый был старик. И барбарисовая у него знатная.
– Не будет теперь барбарисовой, – ответил чиновник. – Его супруга-с, как узнала, слегла. С нервной горячкой.
– Жаль, – снова повторил Грач. – Ну все, благодарю.
Человечек выскользнул за дверь.
– Наш секретарь, – пояснил Грач, проследив взгляд Павла Романовича. – Принес сводку о происшествиях. Вот, брандмейстер погиб… – Тут он на мгновение умолк, словно припомнив что-то для себя не слишком приятное, но затем качнул головой и вернулся в настоящий момент: – Мои условия следующие, – хмуро сказал Грач. Всякая любезность с него отчего-то слетела. – К оппонентам мы идем вместе. Там я с ними беседую насчет этого расчудесного корешка, мандрагоры. Когда они сей корешок предъявят, вы его, так сказать, проэкзаменуете. Потому что я в этом вопросе бессилен. Потом немедленно делим его пополам и более своим присутствием друг друга не обременяем. Если вас такой вариант не устраивает, то я оповещу оппонентов о вашем местопребывании. И далее разбирайтесь с ними как знаете.
Он замолчал и уставился
Павел Романович опустил взгляд, чтоб не выдать себя. Его мгновенно охватило волнение – да и неудивительно. Оказывается, господин полицейский полагает, будто панацея не у Дохтурова, а у его «оппонентов»! Так вот для чего сей менуэт. Ну да, знай он правду – то, скорее всего, отыскал бы способ просто забрать лауданум, который по незнанию мандрагорой именует. Но правды не знает и полагает, что последний находится у недругов Павла Романовича. И желает подстраховаться: вдруг подложат не то! Что ж, и в самом деле – лучшего эксперта, чем Дохтуров, и не сыскать.
– А с чего вы взяли, что упомянутые «оппоненты» станут делиться? И вообще, что это за люди? Кто они, откуда?
– Кто да откуда – это вам знать необязательно. Могу сказать только, что эти господа – азиаты, и характера крайне решительного. Впрочем, вы и без того знаете.
– Азиаты? Возможно, они не говорят по-русски.
Грач хмыкнул:
– Ничего, поймут. Я умею быть убедительным.
Павел Романович лихорадочно соображал.
Вопрос предельно ясен: или – или. Либо он отказывается, и тогда ситуация становится вовсе безвыходной. Или соглашается на предложение, в таком случае появляется некоторая отсрочка. Хотя в конечном итоге полицейский вряд ли его отпустит живым.
– Хорошо, – сказал Павел Романович. И добавил, как бы покоряясь неизбежному: – Поработаю для вас экспертом.
– Ну и славно, – Грач снова заулыбался. – Вы мне сразу понравились. Вижу – разумный человек. А с разумным всегда можно договориться. Ну-с, в таком случае, собирайтесь. Или вам угодно что-то с собой захватить? С квартиры мещанина Сырцова, у коего вы изволили остановиться?
«Ах вот оно что! Мещанин Сырцов. Это называется – пригрел гадюку на сердце!»
Вслух Павел Романович сказал:
– Нет, у меня там совершенно ничего ценного.
Похоже, прозвучало это не вполне искренне. Однако Грач истолковал опять по-своему.
Он засмеялся:
– На него зла не держите. Он вас не выдавал и вообще ни при чем. Хотя и хлюпик, конечно. Небось до сих пор в присутствии вас дожидается. Не поймет, куда это вы собрались. А кстати, о чем вы давеча с нашим знаменитым асом беседовали, с Миллером?
– О предателях, – ответил Павел Романович.
– В каком смысле?
Дохтуров подумал про себя: рассказать? А почему бы и нет?
И весьма коротко, без лишних подробностей поведал Грачу историю с пилотом-наблюдателем, действовавшим якобы в интересах полиции.
– Так что в вашем департаменте имеется двурушник, активно сотрудничающий с моими, как вы их называете, «оппонентами». Может, сперва выяснить его личность? А потом уж делать визиты. Не то наломаете дров.
Грач с минуту молчал, что-то соображая.
– Нет, не думаю, – сказал он. – Да и не достоверно. Кто-то кому-то что-то сказал. Аэроплан над лесом? Чепуха. Впрочем, на досуге пораскину умом над вашей историей. А пока, простите, придется вас под замком подержать. Есть у меня некоторые неотложные дела.