Харбинский экспресс
Шрифт:
Оставив ротмистра на их попечение, поспешили за околицу, в лес. Там, на опушке, Дохтуров окликнул Анну Николаевну. Сперва тихо, потом погромче.
Никакого результата.
Затененная кустами ложбинка, где они оставили мадемуазель Дроздову, была пуста. Куда ж она подевалась? И ни записки, ни какого-нибудь знака.
Павел Романович огляделся по сторонам. Давно миновал полдень, становилось жарко. Солнечный свет сеялся сквозь листву, светлыми пятнами разбегаясь по лесной подстилке. Где-то
— Ваше благородие, вы говорили, будто коней-то недалече оставили? — неловко спросил вахмистр. Он тяжело дышал и вид все время имел самый виноватый — понимал, что в критический момент оказался не на высоте положения. Но у Павла Романовича не было к нему претензий.
— Да, где-то здесь. Их стреножили, так что они не могли уйти далеко. И вот что: прекратите глаза прятать! Нисколько я вас не виню. Такая там карусель закрутилась… Я виноватей вашего, у меня ведь руки оставались свободны.
— Эх, доктор! Вы — человек штатский, а мне по службе положено…
— Что положено? Воевать в одиночку против целого батальона? Все, довольно. Давайте лучше искать нашу знакомую.
Искали долго, но тщетно. К тому же поиски сдерживались тем обстоятельством, что ни вахмистр, ни Павел Романович не решались кричать особенно громко — неизвестно, кто тут мог шнырять по соседству.
— Ушла, — заключил вахмистр спустя четверть часа безрезультатных розысков. — Вона как все облазили. Котенка б сыскали, не то что девицу.
— Да не могла она уйти, — сказал Дохтуров. — Некуда.
— Ну… — Вахмистр не закончил.
Павел Романович понял его без слов: если ушла не по своей воле — значит, увели насильно.
Этого только не хватало.
— А знаете, коней-то здесь нет, — вдруг сказал вахмистр.
— С чего вы взяли?
— Вот и видно, что вы человек городской, хотя и ученый, — вахмистр пригладил усы. — Мы ведь как есть все облазили, а конских яблок нигде не видали. Вот вам, скажем, они попадались?
— Нет как будто.
— Значит, и лошадок нету поблизости.
Похоже, он был прав. Тогда следовало возвращаться и там уж решать, как быть дальше.
Сверху послышалось знакомое цоканье. Кружась в воздухе, просыпались чешуйки разодранной шишки. Белка?
Павел Романович поднял голову. И прямо над собой, саженях в трех над землей, увидел Дроздову. Она устроилась в развилке, тесно прижавшись к стволу.
— Анна Николаевна!
Никакого эффекта. Неужели спит? Но тогда каким образом удерживается на такой высоте?
Пришлось сломить длинный прут и, встав вахмистру
Она открыла глаза со второй попытки.
— …а коней я сама отпустила, — смущенно говорила Анна Николаевна спустя четверть часа, когда возвращались тропинкой к знакомой фанзе. — Понимаете, после того как раздался этот ужасный взрыв… — Она вздохнула, заново переживая случившееся. — Я поняла, что броненосный поезд уничтожен, а потому помощи взять неоткуда. И мне оставалось только вас дожидаться.
— А лошадей-то зачем? — хмуро спросил Павел Романович.
— Боялась, заметят. А заодно и меня… Представляете, все время казалось, будто кто-то крадется. Я потому и на дерево забралась.
— Ну, вы отчаянная, — с деланым восхищением сказал вахмистр. — Ровно как моя старшая.
Анна Николаевна на это ничего не ответила. Она вообще была не слишком приветлива с жандармским унтером — после того как Дохтуров представил их друг другу. Сказывалось, вероятно, сословное предубеждение к голубым мундирам. Хотя глупо, конечно.
Ребров это понял — замолчал и более не заговаривал.
— И как там, на сосне? — осведомился Дохтуров. — Спокойнее?
— Да. — Анна Николаевна улыбнулась. — Я даже заснула. Только сперва кушачком привязалась…
Дохтуров только головой покачал. Впрочем, можно ли строго спрашивать с девушки? Разумеется, ей было страшно. Особенно учитывая близкое ее знакомство с людьми из красного батальона.
— А где же наш ротмистр? Он в секрете, да?
— Он ранен, — ответил Дохтуров. — Мы оставили его в фанзе.
— Боже мой! — Дроздова остановилась, поглядела на Павла Романовича округлившимися глазами. — Это серьезно?
— Я надеюсь, не очень, — уклончиво сказал Павел Романович.
— Что же мы станем делать?
— Будем пробиваться к своим.
Он чуть не сказал: «На лошадях бы получилось быстрее», — но сдержался.
— Пойдемте же, пойдемте скорей! — Дроздова заспешила вперед всех по тропинке. — Он, может, сейчас истекает кровью!
Павел Романович, ощутивший мгновенный укол ревности, промолчал и прибавил шаг.
Запах в погребе был просто ужасный.
Анна Николаевна, спустившись, даже пошатнулась, и рука ее невольно взметнулась к лицу — зажать нос. Но все же удержалась, застыла, глядя расширившимися глазами на ротмистра.
Света было немного — две масляных лампы на стенах. Агранцев лежал навзничь, на том самом тряпье, что недавно служило постелью вахмистру и Симановичу. Рядом — таз с горячей водой. Несколько белых, относительно свежих лоскутов ткани — их тоже дала китаянка.