Харчо для полара
Шрифт:
— В Лисогорск? — спросил Темиртас, усаживаясь за руль. — Или в Минеральные Бани? Если мы собираемся добраться до Ключевых Вод, то подходит любая дорога — обе ведут в нужном направлении.
— В Минеральные Бани, — выбрала Дана. — Не будем повторять путь Байбарыса и Петровой.
Тёма кивнул и поехал, следуя за солнцем — к цветущим яблоням, грушам и первой светлой сирени.
Бонус: Судьба шиповника
Бонус: Судьба шиповника
— Тёма! — охнула Дана, увидев, как букет тюльпанов освобождается
— У пограничников на КПП фура застряла, — сообщил довольный Темиртас. — От волков на цветочный рынок товар везли и сломались. Торгуют, пока ремонтируются — боятся, что тюльпаны промерзнут, ночью-то минус.
— Спасибо! — Дана понюхала цветы — еще не согрелись, пахли морозом — и поцеловала мужа в щеку. — Между прочим, завтра будет ровно год, как полар разбудил меня нытьем и выманил из берлоги. А ты сварил харчо.
— Я помню, — Темиртас потерся носом о ее щеку и прошептал. — А еще через восемь дней будет годовщина. Ты согласилась.
— Я оказала тебе честь, — важно ответила Дана.
— Надеюсь, через неделю на КПП еще что-нибудь застрянет, и я смогу принести достойный подарок.
— А если не застрянет?
— Тогда что-нибудь придумаю.
Тёма ушел в ванную, раздеваясь на ходу. Дана сняла с полки вазу, наполнила водой и поставила цветы на стол в гостиной.
Они уже полгода жили и служили в самом южном районе Хвойно-Морозненской области, граничащей с Волчьим Степным воеводством и Приморским поселением барсуков. Получилось так, что место службы выбрала Дана, а Темиртас поехал за ней, расставшись со льдами, родственниками и Байбарысом. Теперь им было проще добраться до Чернотропа, чем к Тёминой бабушке, и Дана временами чувствовала себя виноватой — утащила полара в край котов и бурых медведей, оторвала от родной земли. Муж напоминал ей, что им повезло — ему не пришлось увольняться со службы, он приехал в ХМАО по программе обмена сотрудников пограничного контроля — и повторял, что его дом там, где они могут жить вместе.
Дана ему верила — видно было, что Темиртас доволен, охотно служит посредником между котами и волками, азартно отлавливает контрабандистов и барсуков, просачивавшихся в кошачьи и волчьи земли, и демонстративно отрицавших любые дипломатические отношения. Дана — как и другие сотрудники министерства внешней разведки — проводила безуспешные мирные переговоры. Барсуки ни на кого не нападали, только шныряли по чужим землям, регулярно передвигали туда-сюда границу, обозначенную деревянными кольями, на которых висели треснувшие глиняные горшки, и привозили на рынки орехи и сладости, игнорируя санитарные требования и вопросы о документах.
Темиртас вышел из ванной, отвлек ее от раздумий — поцелуем — и увлек в спальню, где сделал всё, чтобы заставить тюльпаны покраснеть от доносившихся в гостиную звуков. Отдышавшись, они поужинали на кухне, заварили чай и перебрались к телевизору и тюльпанам. Тёма рассеянно посматривал на экран — показывали какую-то производственную драму — а Дана грела руки о чашку с чаем и думала.
Мысли метались, как переполошенные бурундуки. То вспоминалась фата, расшитая жемчугом — бабушка Тёмы заказывала фату сама, разрешив Дане выбрать платье и туфли. Жемчуг бережно хранился в шкатулке со сложными замками. Каждый жених-полар добавлял в шкатулку две-три жемчужины, пополняя семейный запас, фата расшивалась по рисунку, удваивающему крепость брачных уз, и после свадьбы
Дане это казалось немного странным, но она не противилась, принимая обычаи поларов. На нее не давили, позволили выбрать брачные браслеты с янтарем — бабушка Тёмы назвала ее свадебный наряд союзом морей и рек — и поставили вокруг домашнего алтаря медовые и яблочные свечи. Специально заказали в южном воеводстве.
От фаты мысли перескочили к Байбарысу и Петровой, поругавшимся на свадьбе, от них — к Чеславу и Славице, уже выбиравших имя ребенку, а от медовой пары...
— Что-то не так?
Темиртас приподнялся в кресле, посмотрел ей в лицо.
— Шиповник, — ответила Дана. — Та сахарная ветка, которую мы привезли из Чернотропа. Я не сожгла ее в «Вороньем гнезде» и совсем забыла о ней в дни Йоля. Наверное, потому, что у нас нет очага. Как жечь ветку в квартире?
— Можно было бы найти какую-то металлическую плошку. Но... раз не сожгла — значит не время.
— Наверное. Пусть еще полежит. Дождется своего часа.
Дни потекли своим чередом. Теплело, с юга повезли первую редиску и щавель, парниковые огурцы, а потом и клубнику. Дана перезванивалась с Петровой и Славицей, Тёма обещал бабушке, что они обязательно приедут к ней на Йоль и приглашал в гости. Бабушка отказывалась, передавала Дане приветы и просила записать ей рецепт окрошки — нового любимого блюда внука.
В мае Славица родила дочку, которую они с Чеславом назвали Агнешкой, и вскоре Дана поняла, что завидует медовикам, замкнувшимся в уютном мирке, охраняемом пчелами. Чеслав вопреки всему нашел свою избранную и продолжил заниматься привычным и любимым делом, Славица почти сразу затяжелела и сейчас гордилась тем, что стала матерью. У медовиков получилось вопреки, а у них с Тёмой, вроде бы, не было препятствий, а чего-то не хватало. Не складывалось.
Медведица заворчала, остерегая ее от жалоб на судьбу: «Не гневи Хлебодарную!» Дана кивнула и расплакалась: одолевала непонятная тревога, а еще в доме ужасно воняло рыбой, хотя Тёма рыбу не приносил и не ел.
Ей удалось взять себя в руки и скрыть состояние от мужа — благо, тот вернулся поздно, быстро поел и сразу лег спать. Утром они собрались на работу и разъехались в разные стороны. Тёма поехал в управление пограничного контроля, а Дана в дом переговоров возле Приморского поселения. Она дождалась появления барсуков, открыла папку с документами, намереваясь уточнить сроки строительства пограничного пункта, и услышала неожиданное заявление барсучихи Власты, возглавлявшей делегацию.
— Мы передумали. Никаких посольств, уточнения границ и прокладки дорог. Нам это не нужно.
Дана с трудом удержалась от негодующего крика. Как так? Переговоры идут второй год, барсы перестали претендовать на кусок побережья, отдав барсукам выход к морю. Готовится окончательная версия мирного договора, и вдруг...
Она пыталась установить доверительные отношения с Властой, но постоянно натыкалась на недовольство и неприязнь. Разговор о Юлиане Громоподобном и его мозаиках вызвал бурную реакцию. Власта твердила: «Он не наш, он нам чужой! Беглец, оттуда!» и указывала на юго-восток, на заброшенное Городище. Мелкие подарки Власте не нравились — платки были слишком яркими, свечи слишком пахучими, а мёд слишком жидким и сладким.