Харчо для полара

Тарьянова Яна

— Еще?

Полар помотал головой — «нет, не надо» — и ушел под дерево. Дана помыла миску, размышляя, можно ли считать кормление медведя яйцами ущемлением прав военнослужащей по гендерному признаку. Хотелось бы знать, как оценит ситуацию Петрова, но не звонить же из-за такого пустяка.

Куда больше ее волновало выполнение задания. Она начала сомневаться в том, что им с Темиртасом удастся отыграть шумную и счастливую супружескую пару. Медведица права — все альфы капризничают, когда болеют. Проблема в том, что каждому жителю города и ярмарочному торговцу о болезни Темиртаса докладывать

не будешь. А появление на ярмарке с кислым выражением лица и жалобами на вонь создаст впечатление, что чужаки высокомерны.

«Не переживай заранее, — посоветовала медведица. — Если что — виновата будешь не ты. А может быть, он справится. Скоро увидим».

Глава 4. Темиртас. Свободный день

Глава 4. Темиртас. Свободный день

Было ужасно стыдно за поведение полара. Клянчить яйца! Толкнуть напарницу!

«Ты как свинья! — сообщил он медведю. — Не сравнить со мной. Я Дану ни капли не напрягаю, ни на что не жалуюсь. Сам себе заварил травяной сбор, сам себе достал рыбу из морозилки... кстати, куда она делась?»

Медведь фыркнул.

«Надо будет выкинуть, — напомнил себе Темиртас и переключился на нравоучения. — А ты? Полез к медведице чуть ли не с поцелуями, ныл, выпрашивал еду. Она подумает, что мы беспомощные и пытаемся сесть ей на шею. Больше так не делай, понял?»

Медведь еще раз фыркнул и перебрался в тень — закатное солнце сдвинулось, лучи просвечивали через голые ветви дерева и золотили шкуру. Нужно было превратиться, выпить таблетки и заварить травяной сбор, но Темиртасу не хотелось шевелиться — дрёма зверя расслабляла, разнеживала тело. Лучший отдых... если бы не комар и не муха. Муха! В ноябре! Приставучая, всё время на нос садится.

Темиртас поспал до темноты, игнорируя муху, подошел к прихожей, прислушался — Дана чем-то шуршала в кухне — перекинулся и проскользнул в свою спальню. Частичное превращение никуда не делось, даже усугубилось: на копчике снова остался хвост — то ли от яиц, то ли от перемены климата. Темиртас просидел в спальне около часа, шевеля двумя ушами из четырех, убедился, что хвост исчезать не собирается, и принял решение замаскировать его одеждой.

«Куртка длинная. Прикроет. Скажу, что меня морозит, перегрелся на солнце».

Он вскипятил чайник, поминутно прислушиваясь к шорохам в глубине коттеджа. Дана не вышла из своей комнаты, даже когда он уронил крышку от кастрюли — случайно зацепил на полке, не успел поймать и сам присел от жуткого грохота. Убрав разгром, он запил таблетки водой и унес большую чашку с тремя пакетиками травяного сбора в спальню, где с облегчением снял куртку — в ней было невыносимо жарко. Хвост, примятый брюками, по-прежнему оставался на месте, да еще и нервно подергивался — падение крышки ему не понравилось. Ночь Темиртас провел в полудреме — спать мешали жара и комар — и отключился только под утро, выпив горсть таблеток и убедившись, что хвост и уши исчезли.

Он выполз на кухню к полудню и столкнулся с зевающей Даной.

— Надеюсь, я вас вчера не сильно побеспокоил грохотом? — спросил он после

обмена приветствиями. — Задел крышку на полке, упала.

— Я ничего не слышала, — безмятежно ответила Дана. — Осень. Хочется забиться в берлогу и спать. Я использую свободное время, чтобы выспаться. Дальше придется жить в человеческом ритме.

— Сочувствую. У меня нет потребности залечь в берлогу, у альф-поларов спячки нет, — зачем-то сообщил всем известный факт Темиртас. — У медведиц спячка только если они вынашивают детеныша или уходят в берлогу с малышами.

— Знаю, — снова зевнула Дана. — Вам проще. А мне так и хочется нагулять жирок и спрятаться в логово. Иногда завидую родителям — они уже на пенсии, купили себе загородный дом, выкопали берлогу, и каждый год с ноября пропадают из сети. Уже лет десять с Днем Изгнания Демона Снопа их не поздравляла — не дозвонишься. Темиртас, кто из нас закажет машину, вы или я?

— Зовите меня Тёмой, не ломайте язык, — привычно предложил он. — Если не трудно, закажите вы. Я сейчас выпью настой на пустой желудок и минут через пятнадцать перекинусь. Мне уже лучше. Хочется побыстрее прийти в норму.

Дана кивнула, пообещала, что закажет машину на одиннадцать утра, чтобы не вставать в несусветную рань. Она заварила себе еще чашку кофе, зашелестела упаковкой кексов, разрывая целлофан. Темиртас залюбовался: каштановые пряди, которые Дана отбрасывала со лба, полыхали в лучах солнца — как будто загорались и тут же гасли, опасаясь причинить вред хозяйке. Напарницу можно было смело назвать красивой: роскошная каштановая шевелюра, выразительные зеленые глаза, аккуратный нос, красиво очерченные губы...

«Пора перекидываться, — понял Темиртас. — Не туда занесло».

Вопрос прилетел в спину, когда он выходил из кухни.

— Ситуация с обращением улучшилась? — спросила Дана. — Я не из праздного любопытства, нужно знать, как планировать оперативную работу в случае чрезвычайной ситуации. Мы должны привлекать внимание в положительном смысле, а не давать поводы для обвинений в неполноценности.

— Медведи нас ни в чем не обвинят, — огрызнулся Темиртас. — Испокон веков в часовнях Схождения Сияния стоят статуи, изображающие Феофана в стадии частичного превращения.

— Здесь живут лисы и волки. Да и не факт, что местные медведи помнят о Схождении Сияния, — парировала Дана.

— Помнят. Даже на Медовике чтят Феофана, никто из медведей не забывает о корнях.

Темиртас увидел, что Дана еле заметно прищурилась и понял, что сболтнул лишнее. Он ушел в хозпостройку, так и не ответив на ее вопрос, под возмущенное ворчание медведя. Полар не хотел, чтобы Темиртас перечил Дане — красивой и доброй медведице, у которой он собрался выклянчить еще миску яиц. Сильно ссориться с медведем Темиртас не мог — именно зверь спас их обоих, проплыл подо льдом, проломил подтаявшую корку, вдохнул воздух и вернул его с утоптанной снежной тропы, уводящей в поле, испещренное отпечатками медвежьих лап. Темиртас слышал звон ключей и колокольчиков, видел черные полыньи и рыболовные снасти, почти шагнул в страну вечной охоты и очнулся от боли, когда Байбарыс вырвал стрелу у него из груди и заткнул рану тампоном.