Харизма [СИ]
Шрифт:
– Твоя очередь, - бритоголовый лезвием убрал упавшие мне на глаза волосы.
– Покажи мне, что сделало из Харизмы Харизму.
– Нет!
– Пожалуйста, - отчеканил он, - никогда не говори мне 'нет'. Всю свою жизнь я только и слышал: нет, нет, нет. Видишь ли, я устал от этого коровьего дерьма. Мы с тобой как два пирога: слоеный и песочный. Но с одинаковой начинкой. Понимаешь, что я хочу сказать? Мы во многом похожи, и ты вроде как нравишься мне, но каждое твое 'нет', тем более в ответ на столь пустяковую просьбу, делают меня все черствее и
Я плюнула ему в лицо.
– Что надо сделать, чтобы ты начала уважать меня? Может, порезать твою миловидную мордашку, чтобы родная мама не узнала?
– Лирой схватил меня за подбородок, заставляя смотреть на него. Лезвие он переложил в фантомную руку. Его улыбка стала поистине страшной, когда он стянул перчатку с левой кисти.
– Черт!
– взвизгнула я.
– Что я тебе говорил?
Лирой просиял, сжимая и разжимая кулак, представляющий собой переплетение стеблей и веток. Он приблизил древесную руку к моему лицу, и я закричала. Он дал мне губам. От его руки пахло лесом, гнилью, землей.
– Не шуми, - приказал он.
– Всего лишь рука, и совсем не страшная. Зачем кричать?
– Он внезапно помрачнел и напрягся, лезвие зависло над моим глазом, да так близко, что расплылось в мутное пятно. Клянусь, оно касалось моих ресниц, когда я моргала. Если Лирой захочет выколоть мне глаз, ему ничто не помешает.
– Или ты хочешь сказать, что с этой рукой я похож на чудовище? Ладно, не бери в голову. Ренат думает, что способен защелкнуть поводок на Слезах Земли.
– Лирой фыркнул.
– Все, на что с некоторых пор способен Гроза Ринга, так это выписывать чеки. А Слезы Земли не берет чеки.
– Милана...
– Ага. Цыпочка в большущей беде. Ты ведь догадываешься, что хочет получить человек, у которого уже все есть?
– Отвали от меня, ты, хрен моржовый!
– Любовь, Харизма. Вернуть потерянную любовь. Вот чего хочет Гроза Ринга. Б-р-р, мелодраматично.
– Твою же мать, что ты городишь, - выдохнула я.
– Моя мамочка была слабой безвольной женщиной, которая и шага не могла ступить без одобрения моего папочки, - Лирой посерьезнел, лезвие коснулось моего нижнего века.
– Не надо о ней говорить. Не. Надо.
– Лирой, нельзя вернуть человека с того света.
– Да-да, нельзя. Но в то же время можно. Понимаешь? Не-а, - лезвие сползло на мою нижнюю губу, - не понимаешь.
– Ты убил человека.
– Не убивал, - он замотал головой.
– Не убивал. Я и пальцем ее не тронул.
– Об этом узнают.
– Только чуточку позже, идет? Мне нравится Ренат. Ну, может, не нравится. Но я его понимаю. Мы хотим одного - джинна из бутылки. Остальное - нюансы. Ладно, тут вот какое дело: я все говорю-говорю, а часы все тикают. Расскажи о себе, Харизма, я люблю разные истории из жизни.
– Лирой слез с меня и предложил левую руку. Закатив глаза, поменял на правую и закудахтал: - Ну же, ну же, не бойся, не бойся. Я и пальцем тебя не трону.
– Словно в подтверждение искренности своих слов, он спрятал нож и ухмыльнулся.
Я стянула с левой руки перчатку.
ГЛАВА 38
В небе задрожало и вспыхнуло ровным бездушным светом созвездие длинных люминесцентных ламп. С моей одежды на серый бетон пола падали тяжелые капли. Повсюду - ящики и коробки. Вилочный погрузчик. Еще один.
Кометы ламп отражались в столешнице большого стола на ножках в виде львиных лап. Восемь офисных кресел из искусственной кожи вокруг него. На столе - пепельница, бутылка коньяка, два граненых столовских стакана, вазочка с апельсинами и набор ножей в подставке.
Качок в ослабленном галстуке и рубашке с закатанными рукавами плеснул коньяка в стакан и сделал большой глоток. Второй мужчина, развалившись в кресле и закинув ноги на стол, разговаривал по мобильнику. Струсив пепел, он что-то весело проорал по-китайски в трубку и громко рассмеялся.
За столом сидела темноволосая смуглая девушка. Голова повисла над грудью, руки с тонкими запястьями лежат на столешнице. Качок поставил перед ней стакан и плеснул на дно коньяк.
– Выпей, - пробасил он.
Девушка не отреагировала. Тогда он похлопал ее по щекам и поднес к ее губам стакан. Она взяла стакан, рука дрожала, сделала глоток, закашлялась. Качок ухмыльнулся. Девушка выплеснула коньяк ему в лицо. Качок достал из кармана платок и промокнул лицо. Аккуратно сложив платок, сунул его обратно в карман. Развалившийся в кресле мужчина прижал мобильник к груди и сказал с акцентом:
– Еще пять тысяч сверху.
Лирой плюхнулся на столешницу и положил подбородок на руки, стремясь заглянуть за каштановую завесу волос девушки.
Это было воспоминание, отрывок из фильма пятилетней давности. Фильма, который я не любила пересматривать.
– С левым глазом беда, - констатировал бритоголовый.
– И не только с левым.
– Он подавился смешком.
– И не только с глазом.
Девушка качнула головой:
– Пять тысяч? Подожди... подожди, пожалуйста... мне надо дать волю крупным слезам счастья.
– Браво!
– Лирой перевернулся на спину и зааплодировал.
– Вы юны и красивы, Харизма, - сообщил господин Мобильник в заискивающей манере и подкурил новую сигарету, - но что вас подводит, так это отсутствие жизненного опыта. Чего вам не занимать, так это упрямства. Желаю вам найти золотую середину.
– Золотая середина, - сказала я, глядя на то, как качок вытаскивает из подставки поварской нож, берет апельсин, очищает его от кожуры и отламывает дольку.
– Я искала золотую середину все эти пять лет. Думаешь, я что-то нашла?
Этот запах - запах цедры - оседает на корне языка. Кажется, я даже могу ощутить кисловатый вкус. Долька лопается, брызги летят во все стороны витаминными бомбами, когда смыкаются челюсти качка. Капелька сока попадает на лицо девушки. Я знаю, что попадает - помню это.