Харон
Шрифт:
— Да все нормально, Валентина Михайловна, все нормально.
— Нет, я не понимаю, зачем это было нужно. Всего на одни сутки, тратить такие деньги…
Инка снова начала видеть, и голос уплыл. Растаяли стены в красных обоях с безобразными золотыми цветами, полированные лосиные рога-вешалка, поделки из березового капа, натыканные повсюду. Снова появились эти металлические конструкции, узкая лестница, выгнувшаяся аркадой, далекая вода внизу, огромный протяженный короб с грохотом внутри; звуки сверху; грязная изнанка бетонного полотна; убегающая в темноту
все это происходит? А рядом прыжками летит могучий Зверь, не издавая ни шороха, мелькают соединенные в клетки железные балки и трубы; она изнемогает от погони, и Зверь подхватывает ее на спину; твердое жаркое тело можно обхватить руками, бедрами, прижаться животом, грудью… Уже виденная картинка, о которой она ему ничего не сказала. Но и другое было в этом калейдоскопе: черные площади, заполненные народом, сполохи огня, ревущее небо, шатровые башни (Кремль?), осыпающиеся на мокрый блестящий камень…
— Инночка! Инна! Ты побледнела. Детка, тебе нехорошо?
— Нет. — Инка с усилием изгнала своих призраков. — Подташнивает иногда. Никак что-то у меня не прекратится. Значит, завтра в десять прямо там. Я буду под табло о прилетах.
— Почему ты не хочешь поехать с нами? О, Инночка, что это у тебя, я и не заметила? Ор-ригинальная вещица. Какой-то амуле-ет?
Инка освободила оберег из чужих пальцев с перстнями.
— Это просто так. Отец подарил.
— Почему он не звонит? Ты что-то скрываешь. Когда кончится его командировка?
— Он звонит, Валентина Михайловна. Он мне звонит, но редко. Я объясняла. У него сейчас самая работа.
— Ох, Инночка, что творится, что творится! До свидания. Что творится, я не знаю! Зачем сюда прилетать?…
За дверью Инка медленно выдохнула сквозь зубы, постояла так. Потом освободилась от теплого шарфа, которым была повязана вокруг талии под свободной кофтой.
Игнату пришлось выходить, чтобы отодвинуть полосатый шлагбаум-рельс. При проезде сюда это делал охранник. Сбежал?
Михаилу надоело ждать, пока Игнат возится. Он бросил «Чероки» на обочину, перевалил кювет и вновь выбрался на дорогу за шлагбаумом. Куртка, под которой Михаил спрятал «сбрую» при въезде в дачный поселок, валялась у задней двери в багажном отделении. Пистолет давил на крестец за поясом сзади.
— Что-то горит там… — Игнат, запыхавшись, упал на сиденье рядом. Первые слова его от самого дома. — Неужели в Москве?
— Вся не сгорит, а кое-что, в профилактических целях, — можно. Вы б назад все-таки пересели, Игнатий Владимирович.
— Не понял.
— Чего понимать. Из школьной физики припомните, какой пробег у самых тяжелых, бета-частиц? От меня чего только не исходит. Индикаторы не покажут, пока я здесь. Зато потом…
— Потом — вообще будет что-то? Или ставим жирный крест?
— А вы внимательно слушали. Там, — Михаил показал головой назад.
— Я понимаю, глупый вопрос, особенно среди того, что происходит, но… один из двоих, кому назначено… вы говорили Богомолову, один
— Стыдно-с, господа офицеры! На полу наблевано-с, дух как в бардаке-с! В подштанниках изволите щеголять, штаны проиграли-с! Удручен, что имею честь командовать бандой сволочей-с!.. Кгхм. Извините. Я хотел сказать, что кое-что вы все же упустили из виду. Я ведь там тоже был, нет?
— Другой — вы? Как это понимать? Вы же…
— Как хотите, так и понимайте. Только я не «другой». Я всегда первый. — Михаил покосился на свою грудь, где в ткани пуловера махрились дырки от первых двух пуль. «Дьявол раздери все эти феномены!» — Так не поделитесь перипетиями встречи с Ангелом Смерти? Воля ваша. Сегодня повидаюсь, сам спрошу. А пересесть рекомендую, сведения мои- из самых достоверных источников. — Он едва не прибавил — откуда, но решил: хватит с Игната. «Бледнеет он феноменально, это да. А держится молодцом. Нормальный парень».
— Вон где горит!
Огненный смерч вился на месте бензозаправочной станции. Пламенем были охвачены высокие пролеты заездов на заправочные места, крыша, перекрывающая их, само здание, фирменный знак «ЛукОйл» на высоком шесте. Искры наполнили темное небо. Озеро огня разлилось вокруг, в нем угадывались два-три скелета автомобилей.
— Символическое приветствие…
Шоссе еще не перекрыли, но могли вот-вот. С двух пожарных «Уралов» били пенопушки, отгоняя огонь от трассы. Наверное, они подоспели только что и заработали с ходу. Поток машин из города прервался. Михаил лишь сейчас сообразил, что движение в основном шло из Москвы.
Он нажал на газ, и «Чероки», взревев, метнулся мимо скапливающихся автомобилей. Кордон — ПМГ-«Мерседес», красный «уазик» пожарных и почему-то машина ВАИ — стоял аж за эстакадой, в черте города. Его миновали спокойно. В отдалении по ходу светились огни микрорайона Крылатское. Привычная картина, как будто ничего особенного не происходит в этом лучшем из Миров. Может быть, действительно в лучшем?
И в этот миг огни начали гаснуть.
На расстоянии это выглядело, как взмах гигантской незримой руки. Вооруженная широкой кистью маляра, но несущая не игру веселых красок, а непроглядную тьму, рука прошлась по улицам и кварталам — и выключились цепочки фонарей, мигнув, исчезли окна, пробежав быстрой лентой, тьма укутала здания, растворила их в себе.
Игнат охнул, выругался.
— Спокойно, подполковник, — сцепив зубы, выдохнул Михаил и включил дальний свет. — Только одна подстанция. Сейчас врубят аварийную. Смотри, в Строгине все о'кей.
И верно, слева позади, за темным массивом Серебряного Бора можно было рассмотреть отдельные огоньки. «Чероки» въехал в жилые кварталы, фонари вновь загорелись фиолетовым накалом, вспыхнули окна и витрины. Напуганные, люди вновь заспешили по своим вечерним делам.
— Ну вот.
Движение оставалось свободным. Михаил то притормаживал, то прибавлял скорости — из-за плотного встречного потока, что очень часто выбивался на правую полосу.