Хайноре
Шрифт:
— … Занимайся своим делом, мальчишка, чтоб тебя!
— Своим делом? О нем и беспокоюсь! — возражал Биро, руки — в—боки. — А если угроза какая и приказ «по коням»? А конь еле дышит, голодом уморенный, или болеет, потому что ему воду не меняют как надо? Что тогда делать? К тебе на хребтину запрыгивать что ли?
Конюх плюнул ему под ноги, махнул рукой, прозвав как-то заковыристо, и хлопнул дверью.
Не удержавшись, Лира расхохоталась, тогда её Биро и заметил.
— И вам смешно, значит, — ворчал он, подходя ближе. — Лучше бы поддержали, там же и ваша девушка
— Ужели за ними так дурно ухаживают?
— Ну, может не хуже, чем бывает, — гвардеец неловко почесал затылок. — Но себя явно больше любят, чем скотину.
Лира хитро улыбнулась.
— Тебе бы войну. А то совсем со скуки нечем себя занять.
— Не надо нам войны. И так достаточно. Хотя, — хмыкнул Биро, усаживаясь на скрипящую старую лавку, — вы правы, конечно. Делать мне тут нечего. Совсем. По правде сказать, не пойму зачем здесь вообще столько стражи? Не иначе как казну охраняют.
Не казну, конечно, хотелось сказать Лире, но одного важного человека точно.
— И все же здесь, наверное, лучше, чем в столице?
— Точно говорите.
Лира присела рядом на краешек лавки. Солнце слепило глаза, птицы допевали последние летние песни перед уходом на юг, было спокойно и хорошо, сидеть вот так вот на скамейке, слушать все это и не думать ни о чем важном. Словно все мысли высушило солнце, а ветерок сдул остатки. Но стоило серости закрыть небо, как тяжёлые думы вернулись сами собой.
— Скажи. Ты когда — нибудь… предавал? — Лира взглянула на Биро и с удивлением заметила, как окаменело его лицо.
— Возможно.
— И ты… жалеешь?
— Конечно, — Биро взглянул на неё удивленно и как будто осуждающе, что за глупый вопрос, мол? — Не жалеет о плохих поступках только дурак.
— А что если… что если этот плохой поступок… ради какой-то великой цели? Цели, что больше и выше таких смыслов как «предательство» и «верность»?
Гвардеец молча хмурил брови, непонимающе глядя на Лиру. Глупо было его спрашивать, он слишком прост для таких разговоров…
— Я судить не берусь. Это не моё дело, — начал он, когда леди Оронца уже хотела прервать беседу. — Кто-то совершает плохие поступки и утешается мыслью о меньшем зле или необходимой жестокости. Кто-то совершает их по глупости, а потом старается забыть, лишь бы не мучиться совестью. Но по мне так и те, и те жалеют. Невозможно о таком не жалеть.
Лира кивнула. Это походило на правду. Невозможно не жалеть. Наверное, и сестра о многих своих решениях жалеет. Но ей приходится их делать. Приходиться смиряться с последствиями и с совестью.
— Не знаю, что там варится у вас в голове, миледи, но я считаю, что лучше делать то, во что веришь. Тогда это честно. И глупо будет о том жалеть.
Глупо, да… только вот во что же я верю?.. В Древних?.. Верю ли я в Древних? Конечно, глупо сомневаться, она не раз видела их чудеса. Взять хотя бы то, что именно советы богов юга помогли Альме излечить Валирейн от родовой хвори. Да и поразительная проницательность ведьмы тоже говорит о правдивости божьих даров. Она никогда не слышала, чтобы жрецы Всесоздателя могли предсказать будущее или спасти чью-то жизнь. Они больше говорили о необходимости спасения души, нежели тела, о мире после смерти, о ценностях выше мирских забот. А о том, что ждёт всех нас за гранью, могут рассказать только мёртвые. Но мёртвые не говорят. Стало быть, нет доказательств силы Отца, а вот сила Древних… сила Древних сделает Валирейн могущественной из женщин. Боги дали ей цель и предназначение, боги дали ей здоровье и самую близкую подругу, боги сделают её независимой и свободной. Решено, Лира поднялась со скамьи. Выбор сделан.
— Спасибо, — Она опустила взгляд на Биро. — Мне нужен был совет и ты…
— Миледи! Госпожа!
Со стороны поместья со всех ног неслась Сорка, она держала одной рукой свои юбки, а другой истово махала Лире. Что за срочность…
— Госпожа моя… Нашли! Нашли вашу ведьму…
***
Её нашёл Галлир. Дескать болтался по лесу, песни пел, брагу пил, а тут…
— Смотрю, а песок на тропинке вдруг стал тёмный какой-то, с краснинкой, словно кто-то вина южного пролил. Даже на себя подумал. Допился, кругами хожу, брагу разбазариваю. Прошу прощения, миледи, разливаю… Иду дальше, след в кусты сворачивает, а там… ну в общем…
Тело, лежащее на плаще, было маленьким и худым. Чернильно — багровый рисунок на платье шёл от ворота, плотно покрывал грудь, а потом неровными струями расходился по юбке, словно лучи красного солнца со знамени Древних, нарисованные детской рукой. Над накрытой мешковиной головой вилась целая стая голодных мух. Свалявшаяся чёрная копна волос лежала по левую сторону, растянувшись вдоль истерзанной окровавленной руки.
— То место недалеко от дома лесника. Крови было… ну, не стану рассказывать… похоже на зверя… скорее всего медведь, они так часто делают… с лицом…
— С лицом?
Сир Галлир кивнул, бледный как статуя из сада в поместье. Он не смотрел на Лиру, вообще не отрывал глаз от тела. Сорка рядом непрерывно шептала молитву и осеняла себя знаменем Отца.
— По лицу вы её не узнаете, госпожа. Нет его больше. Лица.
Сейчас ни у кого из них лица не было… Какая-то чушь. Просто бессмыслица. Лире хотелось пнуть тело ногой, чтобы понять из чего его сделали — из дерева, глины или ещё какой-то магии.
— Милостивый Отец… моя госпожа… какой ужас… вы не плачете? Святой день, ну хоть слезинку пророните, умоляю, так нельзя… смотрите, ну почему она не плачет?
Сир Галлир искоса глянул на леди, та неподвижно смотрела на тело.
— Что… бес тебя дери, я же велел не показывать ей! Скотина ты!
Вдруг рядом возник лорд Дормонд и заслонил собой Лиру, будто стараясь уберечь от того, что она уже и так видела.
— Ну а как, милорд? — Галлир пожал плечами, затравленно глядя на Дормонда. — Кто ж её опознает, как не госпожа Оронца? Это ж её… служанка…
Она мне не служанка! Не служанка! Да когда же вы это поймёте!.. Лорд Холмов выставил руки назад, словно пытаясь удержать Лиру, хоть та никуда и не рвалась. Она уткнулась лбом ему в спину и, зажмурившись, качала головой, пытаясь проснуться.