Heartstream. Поток эмоций
Шрифт:
— Ты храбрая девушка, Кэт, — шепчет она. — Вот что значит быть матерью.
Они спешат уйти, чтобы поставить автокресло и оставить меня наедине с тобой. Ты смотришь на меня, и ты, должно быть, чувствуешь, что часть меня ломается, потому что ты снова начинаешь плакать, и на этот раз никакое укачивание, воркование или баюканье не успокаивают тебя. Ты плачешь и плачешь, и я чувствую, как от твоего голоса мои нервы натягиваются, словно струна пианино, и я думаю: «Вот доказательство того, что с ними тебе будет лучше».
Я пытаюсь
Ты все еще сжимаешь ткань в своем крошечном кулачке, когда Эви возвращается за тобой. Я наблюдаю за тем, как она забирает тебя, и тень двери падает на твое лицо. Квадратик красной ткани — последнее, что я вижу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Эми
Я смотрю на женщину перед собой: она сидит на холодной плитке в ванной, скрестив ноги, ее волосы обрезаны без единого намека на стиль, с единственной целью — сделать их короче. Я изучаю лицо, настолько искаженное и измученное страданиями, что в нем почти не узнать ту девушку, которую я видела в тамблере и которой она была всего семнадцать лет назад.
Ее голос был безжизненным все время, пока она говорила. Я знаю этот тон. Я знаю, что если бы прямо сейчас стримила ее эмоции, то задохнулась бы от онемения, которое она, будто стеклопластик, обмотала вокруг своего сердца. Интересно, знает ли она, что плачет.
Я замечаю, как слезы капают на нашу драгоценную обивку. Ноги уже двигаются подо мной, тело движется быстрее, чем вялый мозг. Я мчусь вверх по лестнице, отталкиваясь от перил для дополнительной скорости, и поворачиваю направо в комнату мамы и папы. Чехол от маминого свадебного болеро все еще лежит на полу, там, где Полли его бросила. Мои ноги путаются в нем, и я падаю. Ударяюсь челюстью об пол, прикусываю язык и ощущаю вкус металла во рту. Я плююсь, и на ковер брызжет кровь.
Задыхаясь, я встаю на ноги у края туалетного столика мамы. Мое отражение появляется сразу в трех зеркалах. Взгляд дикий, лицо раскраснелось, под глазами тени, как силуэты камней на фоне заката. Я выгляжу ненормальной и наконец замечаю проблеск сходства.
«Этого не может быть! — кричит часть меня. — Этого не может быть, не может быть, нет, нет, нет, НЕТ! Этого не может быть».
Как она говорила, все зависит от того, кому ты доверяешь: Кэтрин Канчук, которая пришла сюда с бомбой, привязанной к груди? Которую половина интернета объявила лгуньей, обманщицей и психопаткой? Ей ты готова поверить?
Конечно, внизу она казалась безразличной и оцепеневшей, словно сама не знала, о чем говорила. Но, возможно, она знала. Может быть, вся история была придумана специально? Может
— Поверить во что? Скажи. Скажи это сама себе.
Но я не могу.
Воспоминания всплывают, как крошечные пузырьки в кастрюле моего разума, с каждой секундой они становятся все больше, быстрее и многочисленнее. То, что мама не могла найти мое свидетельство о рождении, когда я потеряла паспорт, и мне нужно было сделать новый. То, как все говорят, что Чарли выглядит совсем как папа в его возрасте, но никто никогда не говорил такого обо мне.
Я слышу скрип ступенек за спиной.
«Это все объясняет. Телефон. Письма. Безумного Шляпника. Все».
Но это могло быть тщательно продумано. Полли знает обо всем столько же, сколько и я. Она могла сократить свою историю, чтобы та соответствовала доказательствам, как ключ подходит к уже существующему замку.
Сзади меня раздается щелчок, когда круглая дверная ручка начинает поворачиваться.
«Зачем ей это делать? Зачем ей врать?»
«Она нашла меня в интернете. Она стала одержимой. В мире множество сумасшедших людей, и интернет приводит их всех к вашему порогу».
«Хорошо, хорошо, тогда почему мама шантажировала доктора, чтобы держать ее взаперти?»
«Я не знаю, что она сделала, — я отчаянно перебираю варианты. — Я могу судить только со слов Полли».
«Тогда откуда письма Безумного Шляпника? Откуда секретный телефон?»
«Она… она подкинула его! Полли, Кэт, как там ее зовут. У нее было полно времени, пока мы были на похоронах. Она заперла меня в этой комнате. Должно быть, она хотела, чтобы я нашла его. Да, точно!»
Другой голос внутри меня замолкает.
«Видишь? — думаю я с облегчением. — Все зависит от того, кому ты доверяешь».
За исключением крайне редких случаев.
Мой взгляд блуждает по туалетному столику. Дрожащими руками я срываю в сторону запутанные сгустки ювелирных изделий, пыльные фотографии.
А потом я вижу его. Сердце бьется как молоток, качая кровь в рот через прокушенный язык. Я тянусь к нему, сжимая так же крепко, как раньше. Маленький клочок красной ткани, который служил мне комфортером в детстве, тот самый, который мама так отчаянно пыталась забрать, но я не отпускала.
Тот, о котором я никогда никому не рассказывала, ни в жизни, ни в Heartstream, нигде. Тот, который как раз подходящего размера и мягкости, чтобы протирать очки.
В зеркале я вижу, как она застыла в дверях, взволнованная и неуверенная.
— Ты знаешь, что ты говорила? — хрипло спрашиваю я. — Все это время внизу, когда ты рассказывала, ты знаешь, что говорила «ты»? «Ты посмотрела на меня. Это все ради тебя. О боже, как же сильно я тебя люблю?»