Хельмут Ньютон. Автобиография (пер. К. Савельев)
Шрифт:
Я назвал студию «Маркиз», а Жозетта изготовила маленькие книжки с позолоченными обложками, на которых было вытеснено мое имя и название студии. Идея заключалась в том, чтобы вклеивать туда пробные отпечатки для показа клиентам, но, к сожалению, у меня было мало клиентов – иногда за весь день не больше одного посетителя. Я сидел за китайским столиком в окружении китайской мебели и ждал посетителей, которые так и не приходили.
Однажды прибыл султан Джохара с тремя детьми – двумя маленькими принцами и принцессой. Они предложили мне приходить во дворец и учить мальчиков фотографии. Это предложение показалось мне превосходным.
Я стал вращаться в сингапурском обществе вместе с Жозеттой и членами
Китти и Жозетта состояли в довольно странных отношениях. Восемь лет назад, когда Жозетта еще жила на острове Ява, ее муж отправился в путешествие по Европе. Китти, которая была на два года моложе своей сестры и более привлекательной, находилась в Европе в то же самое время. Они оказались в одном городе, а вскоре и в одной постели. Последовал бурный роман. Жозетта могла бы так никогда и не узнать об этом, но Китти все рассказала ей, как только вернулась домой. Сестры рассорились, а когда вернулся муж Жозетты, она обвинила его в неверности и подала на развод. Однако после развода сестры смогли помириться.
Китти вела насыщенную и увлекательную сексуальную жизнь. Ее муж Дик был капитаном морского парома, курсировавшего между Явой и Сингапуром. Всю рабочую неделю он проводил в море и возвращался домой лишь по выходным дням. В его отсутствие Китти ублажала своего любовника, венгерского скрипача, который играл в Палм-Корт в отеле Raffles. Утром в понедельник, когда Дик уходил в море, скрипач переезжал к ней. В субботу Китти можно было видеть с биноклем на балконе квартиры, откуда она высматривала корабль Дика на горизонте. Когда паром входил в сингапурскую гавань, она отправляла любовника собирать вещи, условившись о встрече в понедельник. Как практичная бельгийская жена, Китти была очень экономной и в субботу подавала мужу разогретые остатки пятничного ужина любовника. Сходным образом в понедельник скрипач получал разогретые остатки воскресного ужина бравого морского капитана.
Раз в неделю Китти работала волонтером в Морской миссии. Когда грузовые суда заходили в порт, моряки из разных европейских стран оказывались в Сингапуре с приличными деньгами в кармане и без определенных планов в голове. Большинство из них были французами, голландцами и англичанами. В Морской миссии они могли получить бесплатный обед, скромные развлечения и горячий душ. Для светских дам считалось модным приходить в Морской клуб и подавать чай морякам – noblesse oblige [6] и так далее.
Однако у Китти был тайный мотив для визитов в Морскую миссию. Она выбирала симпатичных молодых моряков и отвозила их домой после закрытия миссии в 22.00, пока ее муж был в море, а любовник-скрипач все еще играл в гостинице Raffles. Она предлагала им выпивку и усаживала в шезлонги на колесиках. Такой шезлонг можно было выкатить из гостиной прямо в сад и там заниматься любовью при свете звезд.
Как Китти умудрялась проворачивать эти цирковые номера с тремя мужчинами, имея при этом двух дочерей, осталось недоступным моему пониманию. Разумеется, сама она не рассказывала мне об этом, но благодаря Жозетте я был в курсе ее похождений. Жозетта была очень ревнивой женщиной, прекрасно знавшей о привлекательности сестры и о ее неутолимом сексуальном аппетите. Она с самого начала предупредила меня, что если когда-нибудь застанет меня в постели с Китти, то перережет мне горло от уха до уха. Судя по тону, она всерьез намеревалась осуществить свою угрозу. Жозетта часто жаловалась, что не может ударить шофера или поколотить слуг, потому что они могут обратиться в полицию. Она просто не могла понять, почему ей не разрешено делать это.
В Сингапуре сплетни обо всех более или менее заметных европейцах распространялись в течение пяти-шести часов. Там жило лишь около восьми тысяч европейцев – в основном англичан – и полмиллиона китайцев. Местные старожилы вовсе не одобряли тот факт, что Жозетта крутит роман с юношей, который, по их представлению, был обыкновенным альфонсом. Они были совершенно правы, и я знал это, так как в детстве видел таких же альфонсов в берлинских гостиницах. Честно говоря, не помню, что я чувствовал по этому поводу: испытывал стыд или же происходящее забавляло меня. Но помню, что я носил самые замечательные костюмы и рубашки, сшитые на заказ китайским портным и оплаченные Жозеттой. Как говорят американцы, я выглядел на миллион долларов.
Весь Сингапур знал о том, что происходит, поэтому спустя недолгое время разразился скандал. Меня вызвал директор универмага «Робинзон», который сообщил мне, что ему известно о моем тайном романе и что это может для меня плохо кончиться.
Жозетте также намекнули, что ей следует порвать со мной. Разумеется, ей было гораздо больше терять, чем мне. На кону стояла ее профессиональная карьера и заработки. Если бы клиенты объявили ей бойкот из-за романа со мной, то процветающий бизнес вскоре пошел бы под откос. Будучи разведенной, она и так находилась в весьма двусмысленном положении. Несмотря на возмутительное поведение Китти, ее общественный статус был значительно выше, чем у Жозетты, так как она состояла в законном браке. Как бы то ни было, Китти проявляла гораздо больше благоразумия в любовных делах, чем мы с Жозеттой.
На нашу связь не только косо смотрели, но и недвусмысленно давали понять, что, если она не прекратится, нас подвергнут остракизму. К этому времени наши любовные забавы зашли слишком далеко. Я мог заниматься любовью днем и ночью, как любой парень восемнадцати или девятнадцати лет. У меня имелся кое-какой опыт по этой части еще до Сингапура, и я быстро усваивал то, чего не знал раньше. Жозетта обладала огромным опытом, и скоро в моем сексуальном образовании почти не осталось белых пятен.
Несмотря на угрозы, Жозетта не хотела прекращать наш роман. Видимо, я был слишком хорош в постели. Наш секс не был одухотворен радостью и любовью; он был эротичным, или schwul, по терминологии Шницлера. Любовь в эмоциональном смысле не имела к нему никакого отношения. Мы пристрастились друг к другу, словно наркоманы. Жозетта винила в этом местный климат. Она говорила, что сочетание жары и высокой влажности вместо расслабления пробуждает в человеке низменные инстинкты. В конце концов она решила продолжить наши отношения.
Одна перемена все же произошла: она съехала из отеля Raffles и сняла большой дом в Чаньги, где во время войны находился лагерь для военнопленных. Дом стоял прямо на пляже, перед ним плескалось Китайское море. Кроме нас, в доме постоянно находились повар, шофер и горничная.
Я переправил в дом все свои пожитки, уложенные в дорожные чемоданы. Теперь они были набиты одеждой, которую мне купила Жозетта. У меня не осталось собственного жилья. Вскоре после переезда мы отметили мой девятнадцатый день рождения. Она подарила мне часы из серебра высокой пробы на тяжелой цепочке с надписью «Бебе от Жозетты». С этим подарком мое превращение завершилось, и я стал подлинным альфонсом.