Хилтоны. Прошлое и настоящее знаменитой американской династии
Шрифт:
В субботний вечер в феврале 1944-го Конрад устраивал торжество в честь открытия «Плазы» и намеревался провести его в самом отеле. По случаю этого праздника главный вестибюль был украшен красно-синими лентами и воздушными шарами и был заполнен представителями прессы со всей страны и сливками высшего общества Манхэттена. Конрад и Жа-Жа непринужденно расхаживали по залу и беседовали с гостями, принимая поздравления. Жа-Жа была в своей стихии. Конраду купил ей туалет, идеально подходящий к декору праздника. Помимо платья без бретелек с высоким разрезом, открывающим ее великолепные стройные ноги, на Жа-Жа были элегантные перчатки,
– Это ваша жена? – изумленно спросил Хаттон, американский финансист и один из основателей компании «Э.Ф. Хаттон и Ко». – Как вам удалось подцепить такой розан? – Он шутливо ткнул Конрада в бок.
– Просто посчастливилось, – сказал Конрад.
– Вот бы мне так посчастливилось, – пошутил Хаттон.
Поскольку они вместе появились на публике в такой знаменательный день, казалось бы, не было причин, чтобы они не ушли вдвоем – кроме одного момента. Как вспоминала Жа-Жа, в конце вечера к ним подошел священник и заговорил с Конрадом, словно не замечая стоявшую рядом Жа-Жа. И Конрад не познакомил ее со священником. Момент был весьма неловким. Случайно ли он допустил эту оплошность? Может, он забыл имя священника? Наконец Жа-Жа протянула ему руку и с очаровательной улыбкой представилась:
– Святой отец, я миссис Хилтон, супруга Конрада.
Конрад вздрогнул, но быстро оправился.
– Да-да, святой отец, это моя жена, – запинаясь, пробормотал он.
Казалось, священник был рад познакомиться с Жа-Жа. Предположив, что она является прихожанкой кафедральной церкви Святого Патрика, он пригласил ее в любое время посетить мессу. Она сказала, что с удовольствием сделает это, и на этом разговор закончился, а священник затерялся в толпе гостей.
Жа-Жа повернулась к Конраду.
– Дорогой, будь добр, принеси мне коктейль, – сказала она с ледяной улыбкой.
Явно обрадованный предлогом покинуть ее, он поспешил на поиски лакея с подносом. Но для Жа-Жа это тоже послужило предлогом, чтобы остаться одной и поразмыслить. Что за история с этим священником? Выяснить у Конрада или подождать? Она решила подождать; к чему задавать вопросы, которые могут привести к ссоре в такой торжественный вечер. Но когда он вернулся с коктейлем, она не удержалась и спросила:
– Почему ты не представил меня этому священнику?
– А в чем дело, дорогая? – с самым невинным видом переспросил он.
– В том, что это было странно – ты не познакомил меня с этим священником, – как вспоминает Жа-Жа, сказала она.
– А, не обращай внимания, – сказал он и привлек ее к себе. – Я просто устал. – Он поцеловал ее в лоб. – Я тебя люблю. – Затем снова сказал, что ему очень лестно быть с нею рядом, будто она думала иначе. – Давай насладимся этим вечером, – закончил он.
Жа-Жа внимательно всматривалась в лицо мужа.
– Дай мне сигарету, – сказала она.
Конрад извлек пачку «Кул», раскурил для нее сигарету и с улыбкой вложил в ее подставленные губы. Но она видела, что с ним что-то происходит. Казалось, что он стыдится ее либо… Она не могла точно сказать, но «как будто ему было неловко быть со
В остальном вечер прошел без сучка без задоринки, словом, очень удачно. Хилтоны закончили вечер в одном из роскошных номеров «Плазы» и на этот раз спали в общей кровати. Как будто они действительно были супругами, во всяком случае, так казалось Жа-Жа Габор. До тех пор, пока она не стала серьезно обдумывать этот странный случай.
Глава 9
Визит священника
Затем события стали стремительно разворачиваться. Перед поездкой в Нью-Йорк Конрад предупредил жену, что к ней придет поговорить священник. Она уже забыла об этом, но однажды, проснувшись, она нашла записку: «Любовь моя, сегодня к тебе придет священник. С любовью, Конрад».
В этот день с самого утра шел сильный дождь, и, когда священник без зонтика пришел в поместье, он промок до нитки. Жа-Жа приняла у него пальто и попросила дворецкого принести полотенце, чтобы гость вытер лицо. Затем они прошли в маленькую гостиную. Усевшись в кресла напротив, они долго смотрели друг другу в глаза.
– Не хочу, чтобы вы неправильно меня поняли, – наконец заговорил священник, – но должен сказать вам, что в глазах церкви вы с Конрадом не являетесь супругами.
Так Жа-Жа услышала о проблеме, воздвигнутой между ними религией Конрада, – в первый раз с тех пор, как они говорили об этом еще до свадьбы. Она не знала, получил ли Конрад разрешение на брак, так как он никогда не говорил на эту тему, но подозревала, что не получил.
– Дело в том, что еще жива первая жена Конрада, – сказал отец Келли. Разумеется, она это знала. – Конрад любит вас, – продолжал священник, – но вы должны понимать, что с точки зрения церкви он не является вашим мужем.
Жа-Жа не знала, как на это реагировать.
– Что вы хотите этим сказать? – спросила она, пытливо вглядываясь в его лицо.
Помолчав, священник сказал:
– Конрад очень страдает от сознания, что живет с вами во грехе. Но не может заставить себя признаться в этом вам.
– Но… – растерялась Жа-Жа. – Что вы хотите сказать, святой отец? Скажите мне прямо!
– Я говорю, дитя мое, что до тех пор, пока миссис Хилтон жива, Конрад вам не муж. Во всяком случае, в глазах церкви.
У Жа-Жа перехватило дыхание.
– Вы говорите, что мы должны развестись? – с трудом выговорила она.
Священник встал на ноги.
– Дорогая, я сказал то, для чего пришел, – отрывисто заявил он, нисколько не смущенный ее растерянностью. – А теперь позвольте откланяться.
И он кинул на нее осуждающий взгляд, будто она сделала что-то дурное, будто она была грешницей. Не проронив больше ни слова, он вышел из гостиной, забрал свое пальто у дворецкого и покинул поместье.
Жа-Жа терялась в догадках. Что это значит? Неужели ее браку пришел конец? Она окинула взглядом элегантную гостиную с античными статуэтками и старинными картинами и подумала, куда ей деваться, если Конрад прогонит ее. Ее окружали столь любимые ею самые изящные и дорогие вещи. Ей так нравилось быть миссис Конрад Хилтон – все эти приемы, торжества и балы, высший свет, весь стиль жизни. Все это было ее стихией, иначе она своей жизни и не представляла.