Химическая свадьба
Шрифт:
– Пройдем еще пару улиц и найдем экипаж, – сказал Фойзон.
– Или еще одну пустую конюшню.
Тот не ответил. Чань плюнул на мостовую.
– Бросьте вы: мы одни. Никто не услышит. Что означает то, что ребенок мертв? В чем смысл того, что миссис Крафт исцелена? Почему ваш хозяин выбрал меня, а не Селесту Темпл?
– Все это меня не интересует.
– Кого-то можно спасти. Вы можете выбрать.
– И последовать вашему примеру «государства из одного человека»? Тщеславие и суета.
Эта смесь обреченности и долга у Фойзона
– Дайте мне послание из конюшни!
Фойзон вынул бумагу из кармана плаща, и Чань выхватил ее. Черный палач был набросан энергичными скупыми штрихами, как картинки на картах Таро. Это был примитивный рисунок, но исполненный символической силы – топор в его руках, ларец у ног…
– Объясните, – потребовал Фойзон.
– Тщеславие. Химическая свадьба. – Чань постучал пальцем по чернильной полосе на голове у палача. – Палач надевает маску, чтобы убить: это приказ Бронку прикончить нас.
– Мы знаем.
– Да, но посмотрите на сам рисунок, вырванный из старинной книги.
– Ну так что? Друз Шофиль перенял эзотерические привычки своего дяди…
– Вы знаете подробности химической свадьбы?
– А мне следует? Мои обязанности не…
Чань оборвал его.
– Именно. Вы знаете, что она существует, но исключительно благодаря интересу к ней вашего хозяина. – Чань поднял вверх лист бумаги. – Шофиль ничем не отличается. Ему знакома эта тема, и он пытается собрать информацию из книг. Но сам граф д’Орканц отказался от книг, чтобы создавать собственные версии, вы понимаете? Шофиль не мог знать представлений графа о химической свадьбе, потому что не мог увидеть картину.
Фойзон, помолчав, спросил:
– А вы видели?
– Мы все видели: Свенсон, Селеста Темпл и я. Воспоминания о картине до того, как она сгорела, сохранены в синем стекле.
Впереди на дороге раздался свист одного из людей Фойзона. Не сводя глаз с Чаня, Фойзон поднял ладонь, чтобы тот подождал.
– Значит, вы лгали. А почему вы заговорили об этом сейчас?
Чань протянул бумагу назад Фойзону.
– Потому что это не из книги.
Линии букв пересекали верх и низ рисунка, они были так тесно написаны, что казались просто украшением, как рамка с орнаментом. Но не было сомнений в том, что они были нарисованы так же недавно, как и повязка палача. Фойзон громко прочитал вслух:
– «Дева Люцифера. Не сердце, а кубок».
Он посмотрел на Чаня.
– На картине графа, – объяснил кардинал, – нет сердца в ларце. Палач отрубает голову Невесте и Жениху, и их кровь стекает в кубок. Разве вы не понимаете? Это послание от кого-то, кто видел картину и видел меня в передней дома Шофиля. Для любого другого эти слова будут алхимической бессмыслицей.
– Вы полагаете, доктор Свенсон вставил свое собственное сообщение в послание для Бронка?
– А кто еще? Первая строка – это подтверждение, что писал он, предназначенное для меня. Теперь читайте вторую.
Фойзон
– «Мать Дитя Наследник… Девственница Люцифера… Мне жаль…»
– Символы! – Чань водил пальцем по тексту, как первоклассник. – За словами «Мать Дитя Наследник» следуют два символа элементов, взятых из картины графа, для железа и ветра. За словами «Девственница Люцифера» следуют знаки воды и огня. У Свенсона не было времени, поэтому он использовал код – посмотрите внимательно: это уже не Virgo – дева, а Virgin – девственница. Девственница и Люцифера. Два человека.
Фойзон изучил рисунок, потом кивнул, раздосадованный собственной несообразительностью.
– «Мать Дитя Наследник» – это Крафт, ее сын и Шофиль. Они вместе, и «железо и ветер» – это означает, что они поедут в Харшморт на поезде. «Девственница» – это мисс Темпл, «Люцифера» – графиня. Огонь и вода, поскольку в символ вовлечен полковник, означает Королевские термы. Они или остаются там под защитой королевы…
– Или? – спросил Чань.
Фойзон снова положил рисунок в карман.
– Или старые предания верны.
– Какие предания?
Лицо Фойзона застыло. Чань повернулся и посмотрел туда же, куда смотрел его спутник. Третьего охранника в зеленой форме, охранявшего их с тыла, нигде не было видно.
Стуча сапогами, сзади них в темноте появились гренадеры Бронка, они примкнули к винтовкам штыки, намереваясь действовать тихо. Фойзон и Чань одновременно бросились бежать, помахав передним охранникам, которые, ничего не подозревая, трусили к следующему перекрестку. Раздался треск выстрела, и ближайший к Чаню охранник споткнулся и упал.
Дальний конец улицы был заблокирован перевернутыми фургонами. Кардинал побежал к ним, петляя, чтобы не оказаться легкой мишенью. Он готовился перемахнуть через импровизированную баррикаду. Послышались выстрелы, солдаты в цель не попали, но от фургонов полетели щепки.
Последний охранник в зеленой форме первым добежал до баррикады, ухватился за нее и начал карабкаться вверх. Как только наемник перелез через фургон, в ухо его ударил кусок отбитой штукатурки величиной с кулак. Он тяжело рухнул на мостовую. Чань и Фойзон петляли, стараясь увернуться и от пуль, и от града кирпичей и камней, летевших с баррикады, над которой теперь появились разгневанные лица.
Он схватил Фойзона за плечо, когда они обернулись, чтобы увидеть, как ярость горожан обрушилась на гренадеров. Сколько шальных пуль попали в невидимую толпу? Лейтенант гренадеров взмахнул саблей, пытаясь отдать команду, но в руку ему угодил кусок кирпича, и сабля упала, зазвенев на камнях. Солдаты ответили редким залпом, над стволами их винтовок вился дымок. Еще один град камней. Камень попал лейтенанту прямо в лицо. Со стороны фургонов послышались пронзительные крики…
Фойзон высвободился от руки Чаня и побежал. Кардинал последовал за ним, удивляясь тому, что случилось с миром.