Хинд
Шрифт:
– И Туран..
– И Туран, да! 60 миллионов азербайджанцев под гнётом аятоллы, 50 миллионов татар под властью Кремля. Не мутлу тюркюм дийене!
– Вот уроды.. Хватит. Я понимаю, что они не понимают, что делают, но не могу поверить в это, неужели?
– Ахаахха, твоя тётя понимает? Вот они типа того, как твоя тётя, только тётя о Грузии на кухне зажигает, а они в интернете.. Таких раньше тож до фига было, но не светились.. Асса! Асса! Лезгинка! Лезгинка!
Шахин развернулся перед ней и пошёл задом наперёд, шаркая ногами, распрямив плечи.
– Красиво?
Она
– Прям Махмуд Эсамбаев. – Он перестал танцевать, и пошёл рядом: в молчании прошло минуты три и выражение лица у Шахина показалось ей грустным.
– О чём думаешь? – спросила она обеспокоенно.
– Я никогда не буду миллионером.
– Почему?
– Всё прожру. – Ответил он тоном человека, для которого всё кончено, и расхохотался.
– А я – потому что у меня никогда не будет миллиона. Разве что в зимбабвийских долларах. – Они уже смеялись вместе.
– Скоро всё равно конец света. В 2012-ом году.
– Ну и пусть. Неприятность эту мы переживём.. – запела она негромко, и спросила, обратившись к нему, - Переживём ведь?
– Как сказать, в каждой шутке.. – он пожал плечами. – ИншаЛлахI, да. Ты боишься?
– Я? – она задумалась. – Если и вправду конец света, то боюсь. Книга есть такая – сколько-то там признаков Судного Дня, вот, сказано, большинство сбылось уже.
– Кулиев автор. Я читал. Всё будет лабаббас, только земная жизнь закончится.
– Жизнь в мгновение пройдёт, не вернуться назад, день на небе зажжёт свой последний закат.. – она заговорщески улыбаясь, ещё понизила голос.
Болтая так, они гуляли взад-вперёд, стараясь далеко не отходить от машины.
– Слушай, а давай поехали в Москву? Хватит уже тут. Мне утром звонила Фуза – папа снова в Дубаях.
– Как? Прям так?
– Ну. – Он выжидательно уставился на неё. – У тебя виза российская не просрочена?
ХIинд обрадовалась:
– Нет. Но я не знаю, как в России регистрируют с иностранцами..
– Мы прочтём никях и тут же – в Лондон слетим. Там распишемся. Отсюда – я не хочу оставлять в незнакомом месте машину. Как вариант?
И они поехали. Мечеть для никяха выбрали с претензией – Сердце Чечни.
– Самая большая в Европе, люстры со Сваровски, бюджет постройки – вау! Пацаны удивятся, а Ступа удавится.
– Зачем тебе нужно, чтобы он удавился? – спросила она просто. Это было началом ссоры.
– Он хотел там с одной. Именно там. Но не вышло. Развели их навсегда.
– И ты, значит, хочешь уесть друга? Пройтись по его горю? – ХIинд с удивлением не узнала своего голоса. Он был чужим и каким-то пилящим.
“Странно, почему это меня задевает?” подумала она.
Машина ехала уже за городом, по какой-то свежеотремонтированной дороге – впереди, если прищуриться, можно было разглядеть светофор.
– Ну.. Он в иерархии как бы ниже меня. – промямлил Шахин неопределённо. Чувствовалось, что он не знал, что сказать.
– Брось ты, не дури голову. – добавил с раздражением. – Приципилась тоже..
– Шахин, это я, оказывается, к тебе приципилась? Или ты ко мне подвалил год назад на одноклассниках? Зачем ты подвалил,
– Да не про тебя я.. Про дебильный разговор этот, - отмахнулся он. – В любой компании есть главный. Ну вот я с гордостью могу сказать, что главнее – не всех, но некоторых. Я не задавала – это факт.
И тут она взвилась, откуда-то в голосе появились слёзы и заболели от нахлынувшей в них воды глаза:
– Факт? Извини, я поняла за эти дни главный факт – ты шестёрка у этого вашего Шилы, который тоже вряд ли самостоятельный элемент, а может и нет – не важно, как не важно и то, простая ты шестёрка или продвинутая, или может вы все восьмёрки, а шестёрок нанимаете для особых случаев: для мордобития, например. – Она уже почти плакала.
– Не важно. Со всем с этим я готова смириться – не всем судьбы земли вершить, не всем тупеть в офисах – кому-то и реп сочинять надо. Если находится достаточно тех, кому нравится ваша группа или что там у вас – что ж, всё хорошо. Но я не могу слушать, как ты воображаешь себя центром вселенной.. Центр вселенной, а посудомоечную машину до сих пор мне не купишь? – вдруг вспомнила она причину прошлогодней размолвки.
Шахин молчал.
Спереди надвигался горящий жёлтым светофор.
– Ну, что же ты молчишь? Шахин! Шахин?..
– Я обиделся. – ответил он сухо, даже не посмотрев на неё, уставившись куда-то поверх руля, сквозь лобовое стекло, надменным взглядом.
Светофор зажёг красный, машина затормозила.
ХIинд ещё раз посмотрела на него, отметила дрожащие – явно от гнева – крылья его длинного носа и, быстро толкнув дверь, вышла, постаралась захлопнуть бесшумно, и отбежав, шагов на 10 назад, остановилась.
Жёлтый, зелёный – машина рывком тронулась с места и со свистом скрылась из поля зрения.
Она поплелась против хода движения по обочине, размазывая по лицу слёзы, убеждённая в своей ненужности.
Ей и в голову не могло прийти, что, поглощённый собственными переживаниями, он мог просто не заметить, как она вышла.
31-го декабря 2010-го года.
Не было прежнего единства – Боря со Ступой наотрез отказались отмечать праздник, поддавшись саляфитской моде, всё тридцатое число уговаривали их присоединиться.
– Я вам присоединюсь, - сказал Шила, и они заткнулись.
Вечером, правда, позвонили Шахину:
– Воистину, Аллаху Таъля говорит в Къуръане, что исламские празники есть Ид аль Адха и Ид аль Ураза, - сказал Ступа певуче, произнося Ид как Рид в попытке передать произношения звука айн, - всё остальное является бида и вооистину, наш любимый Пророк сас никогда не отмечал ничего, кроме того, что.. кроме, что разрешено, а разрешено..
– Да он пьяный вдрабадан, - констатировал Шахин и передал трубку Ганже, с которым они вместе шатались по супермаркету выбирая ёлочные гирлянды. – Послушай сам.